Ра пел, а Захарий распластался на земле, раскинув руки, и душа его торжествовала, ибо обрела она просветление: внутренний взор его созерцал Огненный Крест на небе.

Они зашли в крохотную мастерскую, которая была и жилищем, чтобы переночевать, а утром опять порадоваться Солнцу.

Но на другое утро дверь мастерской не отворилась. Она не отворилась и в следующие дни, недели, месяцы.

Вокруг маленькой мастерской жизнь шла своим чередом: всходило и садилось Солнце, люди трудились в поте лица, добывая свой кусок хлеба, играли дети, пели птицы, менялась погода, цвели и увядали цветы.

Вокруг маленькой мастерской старого ювелира разгуливало Его Величество Время, неумолимо разрушая и созидая видимое и невидимое. Люди гнались за временем или убегали от него. У кого его не хватало, а для кого-то его было в избытке. Кто старел и грустил об ушедшем времени, а кто взрослел и стремился перепрыгнуть через него. Люди взирали на время с надеждой и тревогой, с радостью и грустью. И всем казалось, что причиной их судеб было время, которое несло им благие дары или роковые удары. В песке мелких дел и забот люди теряют связь с Вечностью, и мало кто думает, что можно жить вне Времени, можно выйти из-под власти Времени.

Кто мог представить, что в пространстве маленькой мастерской воля отца и сына притянула Вечность и вытеснила Время.

Мимо мастерской проходили люди, останавливались, звали Захария, кричали, стучали в дверь. Но эти звуки не проникали внутрь, где царила Вечность.

После многократных усилий люди подумали, что ювелир или уехал куда-то, или никого не хочет видеть, потому что создаёт что-то необычное для какого-либо вельможи. Так они перестали стучать в дверь и звать ювелира.

Захарий полностью отключился от внешнего мира. И что для него был внешний мир, когда в душу его вселилась Вселенная, и Свет с небес переплёлся с любовью к сыну. То и дело он опускался на колени, чтобы дать волю чувствам благоговения, и из сердца его, как из вулкана, извергался мощный огонь: «Спасибо Тебе, Господи… Спасибо Тебе… Спасибо…» А слёзы умиления, которыми сопровождались такие извержения, ещё больше воспламеняли и утончали чувства старика.

Символ, который предстояло ему сотворить, ещё зрел в его внутренней вселенной. И помогал ему в этом мальчик из Ниоткуда, который стал его сыном и которого назвал Захарий именем Ра. «Я буду твоим учеником, буду учиться у тебя», – сказал Ра.

Но и сын стал для отца учителем, сам Захарий принял его своим учителем, ибо знал он так же много, как Амон-Ра.

В тот вечер, когда они вошли в мастерскую и Захарий закрыл за собой дверь, Ра радостно улыбнулся и сказал:

– Теперь я дома!

Захарий обнял его, усадил на тахту и спросил:

– Ра, сынок, скажи мне, ты наслышан об Иисусе Христе?

– Что ты хочешь знать о Нём, отец?

– Хотел бы узнать, каким Символом можно выразить Суть и Вечность Его.

– Конечно Крестом, отец, чем же ещё! – ответил мальчик просто и естественно, не задумываясь.

Захарий был поражён тем, как он поставил печать на знамение, которое уже теплилось в его душе по воле Небес.

– Откуда ты знаешь? – спросил Захарий.

– Не знаю, откуда, отец, но это правда! – и мальчик добродушно улыбнулся.

Но почему именно крест? Для Захария это оставалось загадкой.

И вообще, что такое Крест, кто его придумал, как он может олицетворять суть Иисуса Христа, суть Его Учения? Ювелиру вся эта наука была неизвестна. А создать Символ Вечности без этих знаний он не мог.

– Ра, сынок, ты знаешь что-нибудь о Кресте? – спросил Захарий.

– Скажу, что придёт мне в голову, но ты, отец, не сомневайся, все будет правда! – ответил Ра.