Линь Сюэ прижалась к дереву, её пальцы сжали гуцин, а слух ловил всё: свист стрел, что пролетали над ней, хрип умирающего, топот ног, что окружали её. Эти люди когда-то пели гимны Цянь Луну рядом с ней, их руки держали те же шёлковые ленты на празднике, но теперь их вера обратилась в ненависть, а месть стала их законом.

Чжан Вэй сражался как буря. Его клинок отбил вторую стрелу с лязгом, что эхом прокатился по холмам, и третий бандит упал с криком, его меч звякнул о камни. Но в его глазах мелькнула деревня, объятая пламенем – крики матери, пепел, что оседал на его детских руках. Это было пятнадцать лет назад, в долине у подножия Огненных Пустошей, где его клан, мастера ци и меча, жил в тени парящего осколка. Он был мальчишкой, едва державшим деревянный клинок, когда небеса вспыхнули – не буря, не молния, а пламя, что упало с осколка, как воля Хуо Фэн, решившей стереть их с лица земли. Его мать стояла у порога хижины, её длинные волосы развевались на ветру, голос звал: «Беги, Вэй!» – но он замер, глядя, как огненный вихрь поглотил её, превратив крик в дым. Отец бросился к колодцу, черпая воду, что испарялась в руках, его сестры нигде не было видно. Чжан Вэй бежал, слёзы жгли глаза, а за спиной гудел голос Хуо Фэн: «Смертные забыли страх – я напомню!» Он не знал, за что – за дерзость клана, что добывал алый нефрит, или за молитвы, что не дошли до её ушей, – но поклялся, что боги заплатят.

Меч в его руках теперь пел ту же клятву. Стрелок рухнул, стрела ушла в небо, и кровь бандита смешалась с травой, но для Чжан Вэя это была лишь тень той крови, что он жаждал пролить – крови богов. Лязг металла вернул его в бой: четвёртый бандит бросился с копьём, выкрикивая проклятия, но Чжан Вэй шагнул навстречу, его клинок вонзился в грудь врага, и прошлое растворилось в настоящем. Последние двое – лучники – дрогнули, их луки опустились, и они отступили в тени холмов, оставив за собой лишь эхо ненависти.

Чжан Вэй дышал тяжело, не от усталости, а от гнева, что горел в нём ярче, чем огонь Хуо Фэн, и знал, что эта слепая девочка за деревом – его шанс, его оружие против небес. Он повернулся к ней, его голос был резким, как удар меча:

– Цела?

Она кивнула, её руки дрожали, но гуцин был невредим. Чжан Вэй шагнул ближе, его плащ шуршал по траве.

– Эти псы – лишь предвестники, – сказал он. – Твоя музыка разбудила их гнев, но настоящая битва впереди. Идём.

Они двинулись дальше, оставив тела изгнанников позади. Путь стал круче, скалы поднимались к небу, и ветер выл сильнее, как предчувствие. Они достигли вершины холма, где скала обрывалась в пропасть. Линь Сюэ слышала, как ветер гудит, как он кружит вокруг осколка, что висел прямо над ними. Его гул был низким, глубоким, как голос земли, и она знала, что струна где-то там. Чжан Вэй остановился, его рука легла на рукоять меча.

– Мы не можем просто подняться, – сказал он. – Осколок охраняется. Слышишь этот шум? Это не просто ветер. Это дракон.

Линь Сюэ прислушалась, и её кровь похолодела. За гулом ветра был другой звук – рычание, низкое и грозное, как гром перед бурей. Она не видела дракона, но чувствовала его: его крылья рассекали воздух, его когти скребли по камню осколка, а дыхание несло запах озона и металла. Чжан Вэй вытащил меч, его клинок зазвенел, как колокол, и она услышала, как он шагнул вперёд.

– Оставайся здесь, – сказал он. – Я отвлеку его. Если ты слышишь струну, найди её.

Но Линь Сюэ не осталась. Она сжала гуцин и пошла за ним, её шаги были неуверенными, но решительными. Ветер кричал в её ушах, голоса становились громче, и она знала, что струна зовёт её. Дракон взревел, его крылья подняли бурю, что едва не сбила её с ног, но она продолжала идти, пока не почувствовала, как земля под ней дрожит. Чжан Вэй закричал что-то – слова терялись в шуме, но в его голосе была ярость, смешанная с отчаянием, как у человека, что сражается не только с чудовищем, но и с тенями своего прошлого.