Спустя лучину ахалтинцы оживились, предчувствуя скорый конец пути. Из-за леса, раздвигая лапник вековых елей, выступили владения брата Повелителя. Густой туман баюкал высокое забрало замка, обступив его плотным, непроницаемым кольцом. И оттого казалось, будто не глухие каменные стены, а лежит в лощине забытая титаном меховая шапка, пронзенная гигантской стрелой – смотровой башней. Топленое молоко тумана обволокло нас, жадно потянулось косматыми лапами, обняло липким страхом. Ни звука. Будто бы вымер старый лес подле странного замка. Лошадки интуитивно старались держаться вместе, тихим похрапыванием давая понять, что тоже чувствовали присутствие недоброго. Не удивительно: всякий лишний аршин проглатывал седоков, а приглушенные крики потерявшихся доносились будто бы из разных мест. Копыта Бурана зацокали о камни подъездной дороги. Я вздохнула с облегчением, потому как, раздвигая белые кудели, черным лебедем выплыла на дорогу Молния. Седок, завидев меня, натянул поводья.

–Тут всегда так. Главное, с дороги не сходить. А вот и он…

Чем ближе ахалтинцы приближались к замку, тем ярче вспыхивали во мне сомнения. Помог. Премного благодарна. Но, не лучше ли сейчас не злоупотреблять гостеприимством неожиданно трогательно-заботливого хозяина, а рвануть от греха подальше из этих мест? Я опасливо огляделась, свет в узких окнах-бойницах не горел. Значит, нас не ждали, или тщательно скрывали это. Неожиданно в нос шибанул тяжелый запах забродившего вина. Интуиция никогда не обманывала меня, вот и сейчас хотелось натянуть поводья, развернуться и без оглядки мчать прочь от нехорошего места. Но отсутствие одежды и крепчавший морозец сильно портили настроение, заставляя, против воли, подчиняться Владимиру.

–Магия моя, не волнуйся,– Молния поравнялась с Бураном. Ахалтинцы поскакали бок о бок.– Тимир слишком сильный маг. Придется привыкнуть. Шит я снимать не намерен. Да, Келено, если ты решишь покинуть нас, не смеем задерживать. Только лошадь, извини, дать не могу. Брат обязательно узнает любую из моего табуна. А мне, уж поверь, совсем не хочется оказаться у него в подозреваемых. Ты должна понимать, помогая убийце наследника престола, мы рискуем жизнью,– терпеливо добавил мужчина, и от его прежнего миролюбивого настроя не осталось и следа.

Но гарпии не платят злом за добро, тем более, когда ещё вполне нуждаются в последнем. Владимир прав. Они действительно рискуют. Пришлось напрячься, чтобы хоть немного привыкнуть к постоянному фону охотничьего замка, приспосабливаясь к легкому головокружению и совсем уже терпимой, незначительной тошноте.

–Стой, – протяжно скомандовал мужчина, и я откинулась назад, набирая поводья.– Вот мы и у цели.

Маг спешился и пять раз коротко ударил в высокие кованные ворота. Спустя щепку в приоткрытую дверь высунулась чубатая голова гнома, а через мгновение показался весь коротышка- сторож. С наслаждением поскребывая за волосатым ухом, он осведомился, какого «дрыха» тут кто-то шляется. Точно не ждал. После весьма «гостеприимного» приема гном получил звучный ответный подзатыльник, благо такое приветствие ему было, по всему, хорошо знакомо. «Повелитель!» – испуганно взвизгнул непутевый страж, торопливо распахивая поскрипывающие ворота. Владимир мазнул по мне взглядом, нахмурился: заметила или нет? Да пусть хоть Зевс Громовержец! Мне абсолютно без разницы, как кличут Владимира его слуги.

Первое, что несказанно обрадовало вымученную компанию после «бодрящего» морозца, была неслыханная роскошь для этой варварской страны- пахнущее смоляными дровишками и растекающееся усталой негой по измотанному телу тепло горящего камина. Не очага, а именно камина. Большого, почти в человеческий рост, подстать звенящей от гулкого эха зале. Такие совсем недавно научились делать тролли и гномы. Не для тепла, а больше для красоты. В обычной печенской избе никогда подобного не увидать. В самом центре очага, подставляя огню румяные бока, на гнутом железном вертеле готовился заяц. Вкусно в такт ему пахла ещё теплая кукурузная лепешка. Скромный ужин сторожа должен был закончиться хмельным гномьим пивом, сваренным в лучших традициях обширной гномьей общины. Терпкое, с ноздреватой пенкой. Вспомнив позабытый вкус, я невольно облизнулась. Коротышка угрюмо сверкнул недовольным глазом: «Мало того, что заваливаются посреди ночи, так ещё и харчами с ними делись»,– читалось на насупившемся лице. От Владимира так же не ускользнул мечтательный взор, да и нос мой, нет-нет, так и норовил повернуться в сторону очага.