– Али, – подозвал я слугу.
– Господин?
– Ты доверяешь этому человеку?
Кивнув в сторону Карима, я покосился на озадаченного Али. Он наклонил голову к плечу, разглядывая хаджу, затем повернулся ко мне и выдал:
– Господин Мехди – уважаемый человек в городе, целитель от хворей. Таких в наших краях немного, они буквально на вес золота.
– Разве не у вас некромантов обучают медицине? – удивился я, вспоминая Зидана – королевского лекаря.
– Очень редко, мой господин, – смутился Али. – Обучение стоит немало. Иной раз целыми деревнями собирают деньги. Здесь нет ни школ, ни академий. А у некромантов вообще своя закрытая община. Попасть к посланникам смерти или колдунам вуду очень сложно, берут не всех, и не все проходят испытания. Опять же, ребенок, ушедший туда, больше в деревню не возвращается.
Я хмыкнул, вспоминая, как на родине относились к некромантам. Плохо, даже отвратительно. Ситуация начала меняться только последние несколько лет: скорбно признавать, но в основном это заслуга молодого короля Абеля. Прогрессивные взгляды его величества сдвинули неповоротливую машину бюрократии и ханжества. Заговорили об открытии факультетов для некромантов, специализированных учреждений для изучения анатомии человеческого организма на трупах. Безусловно, религиозные фанатики выступали против, министры бушевали, но король был неумолим.
Подозреваю, сказалось влияние Зидана и регулярные вспышки различных заболеваний вроде холеры, тифа и прочих. Обычные лекари не справлялись со своей задачей из-за недостатка знаний, этики в отношении мертвых и отсутствия элементарных способностей. Некроманты же спокойно занимались вскрытиями, изучали патологии, делали открытия.
– А почему вы вообще спросили?
Скривившись, я вернулся к разговору.
– Брачный контракт, – я кивнул на свиток в руке хаджи, который что-то объяснял Ясмин. – Зачем?
– А-а-а, так это традиция, – заулыбался Али и хитро прищурился. – Мы очень любим свадьбы! Ох, яркие краски, сахарные финики, парное молоко, ленты, цветы, золото. Вокруг веселье целую неделю…
– Неделю? – я раскрыл рот.
– Конечно, – кивнул Али. – Свадьба в Маракеше длится от четырех до семи дней. Все приготовления начинают за год: посылают сватов, невеста приносит дот – приданое. Оно тратится за месяц до свадьбы, что означает окончание помолвки. Семья жениха в ответ дарит подарки и деньги, которые в случае развода бывшая супруга оставляет себе.
Я медленно кивнул: логично, хотя и странно. Получалось, что в Маракеше женщина защищена лучше, чем у нас. Дебютантки каждый год слетались стаей звонких птичек на балы в надежде найти жениха побогаче и знатнее, а после молодых жен запирали в золотые клетки без надежды вырваться. В случае развода они оставались ни с чем. Даже вдовы, кроме маленькой доли, не получали практически ничего, если не являлись матерями наследников.
– …За два дня до свадьбы невеста отправляется в хаммам12 для очищения, затем хеннея13 разрисовывает тело будущей супруги хной. После всех приготовлений идут песнопения, чтения молитв, подписание брачного договора. А потом… Ах, вы бы видели наши шествия! Четверо мужчин несут новобрачную к амарию, трону, где она восседает рядом с женихом во всем великолепии.
Али причмокнул, погрузившись в мечтания, а я повернулся к подошедшему хадже и посмотрел на контракт в его руках. Незнакомые символы запрыгали перед глазами, когда Карим развернул свиток. Из всего прочитанного я понял только про небо и любовь. Указанные цифры в местной валюте подсказали, что в строчках значится приданное со стороны невесты и жениха.
– Поскольку за Ясмин отвечаю я, то в качестве дота отдам тебе трех бунгарских верблюдов, сто дирханов и несколько золотых украшений, – проговорил хаджа.