Вскоре показался остров сирен. Ни фруктовых деревьев, ни мягкого песка. Одни лишь чёрные голые скалы. «Жуткое место», – подумал Гилберт. Неожиданно поодаль он заметил корабль, приближавшийся к острову. Гилберт подлетел к старшему си́рину и обратился к нему, указывая на судно вдали:

– Ангус, там люди! Может быть, лучше всё отменить и прилететь в другой раз?

– Не волнуйся, Берти. Они часто проплывают здесь. Если мы обезвредим сирен Песнью, у людей не будет причин к нам приближаться. Некому их приманить на скалы. Я уж столько лет сюда летаю. Они всегда проплывают мимо, – и громко добавил остальным: – Поднимай Песнь, мы уже совсем близко.

В подтверждение своих слов Ангус запел первым, все дружно вторили ему и единой звуковой волной обрушились на остров.

Гилберт стоял растерянно перед обмякшим телом. Всё пространство пронизывала Песнь. Рядом другие си́рины уже начали соитие, а Гилберт всё никак не мог решиться. Перед ним неподвижно лежала сирена. Её упругие округлые груди, покрытые перьями, тяжело вздымались, притягивая взгляд. Длинные чёрные, как смоль, волосы разметались по камням. Но всё впечатление портили глаза. Они остекленело уставились в небо, создавая ощущение мёртвого тела. У Гилберта это вызывало дрожь, хотя, по-видимому, никого из его сородичей вид неподвижных сирен не смущал. Многие уже закончили соитие и осматривали остров в поисках вылупившихся птенцов. Время поджимало. Песнь не может длиться вечно. Гилберт наклонился поближе к сирене, и тут же раздался резкий громкий звук. А потом ещё и ещё. Послышались отчаянные крики.

Песнь прервалась.

В это же мгновение темноволосая сирена вскочила, опрокинув Гилберта навзничь. Издав пронзительный звук, она взмахнула крыльями и тут же рухнула на камни, забрызгав его кровью. В воздухе появился дым, а затем странный неприятный резкий запах. Ещё больше громких хлопков, крики сирен и си́ринов, какие-то незнакомые голоса. Гилберт хотел встать, осмотреться, что происходит, но тут что-то больно ужалило его в плечо… Тело быстро начало наливаться тяжестью. В глазах потемнело. Через несколько мгновений Гилберт погрузился во мрак. Сквозь тьму си́рину почудились слова незнакомца: «Этот странный какой-то. Берём?»

Мир медленно качался вверх-вниз. Постепенно тяжесть возвращалась в тело. Гилберт открыл глаза. Вокруг царил полумрак. Си́рин сел и огляделся. Он был взаперти. Тяжёлые кованые решётки разделяли его с сородичами. На противоположной стене тускло горел огонёк, рядом на стуле дремал человек. Гилберт хотел подойти, рассмотреть его поближе, но тяжёлая цепь остановила его. Си́рин чуть не упал. Лязг металла привлёк внимание одного из его сородичей, и тот с волнением затараторил:

– Берти, ты жив! Как же я рад! Ты так долго не приходил в себя, я уже думал, что ты умер. Ты проспал на целый день дольше, чем все мы.

– Ангус, это ты? – слабо пробормотал Гилберт и подошёл ближе к разделяющей их решётке. – Что происходит? Где мы? Что с нами будет? Кто этот человек на стуле? И что случилось на острове сирен?

 Старший си́рин покачал головой и печально ответил:

– Я и сам не знаю, Берти. Могу сказать только, что ты был прав. В этот раз люди не проплыли мимо. Они целенаправленно прибыли на остров сирен. У них были чёрные палки, издававшие громкие звуки, пускающие дым, а самое жуткое – убивающие наповал. – Ангус вздрогнул и, собравшись с духом, продолжил: – Все начали падать замертво. Всюду была кровь. Сирены, вышедшие из-под нашего контроля, начали петь свою Песнь для моряков, но она не действовала. Люди продолжали нападать на нас, чего раньше не бывало. Я не успел ничего предпринять. Что-то больно ужалило меня в ногу. Но это оказалось не насекомое, а какое-то маленькое приспособление. В голове мысли начали путаться, тело стало тяжёлым и непослушным, всё потемнело, и больше я ничего не помню. Очнулся уже здесь. Сначала они поместили нас всех в одну клетку! Представляешь?! Когда сирены очнулись, они были в бешенстве. Мы не могли их долго сдерживать Песнью. Она же не бесконечная! И в конце концов, нам пришлось защищаться когтями и крыльями. Вся ярость этих фурий обрушилась на нас! Если бы люди не вмешались, сирены и нас с тобой растерзали бы.