Черное бархатное небо засияло огромными, южными звездами.

– Вон НАШ Олень появился! – тихо прошептала Сашка. Все повернулись к расщелине между двумя грядами гор, которые четкими черными силуэтами врезались в чуть светлевший на горизонте, ночной купол. Перед полуночью, там появлялось, нарисованное звездами, гордо парящее животное. Изящно выгнутая шея несла улыбающуюся мордочку, увенчанную короной из ветвистых рогов. Передние ноги застыли в прыжке и создавалось впечатление, что Олень перелетает пропасть от одной вершины к другой. Его полет будет длиться часа полтора. Потом за горой исчезнет сначала одно копытце, затем – полностью – передние ноги, грудь, втянутый живот и, наконец, скроется весь…

Причем, Олень вырисовывался только с этой площадки. Если компания по каким – то причинам останавливалась выше, или ниже «своего места», звезды не складывались в этот рисунок, а хаотично разбегались…

– Ну, что ты там говорил о «волшебных словах»? – лежа на спине, безразлично, лениво, спросила Аня.

– А-а… – отозвался Коля: – «Кусак касал»…

– ЧТО- что?

– Кусак – живот, касал – больной – перевел Коля.

– Ну? И?…

– Мой отец в 50-е годы работал агрономом в колхозе «Коммунизм» – Коля закурил и продолжил свой рассказ:

– С дисциплиной после войны, тогда было очень строго. За опоздание на 5 минут объявлялся строгий выговор с занесением в личное дело, за 15 минут – могли уволить по статье с клеймом «разгильдяйство». С такой трудовой книжкой уже не было надежды устроиться на другою работу. Слова начальника были непререкаемыми. На сезонные сельхозработы отправляли солдат строевой службы, школьников, студентов, рабочих – ну всех, как сейчас отправляют на хлопок. (В сентябре в Средней Азии созревает хлопок и всех горожан и поныне мобилизуют на 2 месяца на сбор урожая). Тогда, в 53-ем, отцу дали 2 группы студентов для сбора яблок. Ребята работали нормально, но все равно не успевали и отец попросил увеличить рабочий отряд по меньшей мере – вдвое. К нему направили еще 20 человек, но не студентов, а «люля»

– «Люля»? – переспросила Лерочка.

– Ага, «люля». Это – узбекские цыгане

– Узбекские цыгане? Что, бывают и – такие? А негритянские цыгане может тоже бывают? – засмеялась Аня.

– «Люля» и по сей день живут за Регистаном (Регистан – древний архитектурный ансамбль из 3-х мечетей) – невозмутимо продолжал Коля. – Они строят глинобитные лачуги без всяких планов, разрешений и регистраций, образуя свой городок – без правил, который прозвали «Шанхаем». Вот к ним-то и отправили участкового мента с заданием: – «мобилизовать на сельхозработы местное население». Мент пригрозил свободношатающимся Советским гражданам, что запросто арестует всех за тунеядство, если те ДОБРОВОЛЬНО не помогут Родине в борьбе за спасение урожая.

Та-аак. Привезли, значит, цыган в колхоз «Коммунизм». Отец выделил им часть сада для сбора яблок. «Люля» подтвердили, что поставленная задача им ясна и принялись за работу: поставили ящики из тонких дощечек в длинные ряды, установили лестницы-стремянки…, короче – все путем. Часа в 2—3 отец делал обход рабочих точек. Подошел к участку «люляшек» – никого нет. Лестницы стоят так же, как их утром поставили, ящики пустые. Ни одного яблока не собрано.

– Да куда они подевались-то? Неужели сбежали? – подумал отец, растерянно озираясь.

Сентябрьское солнце грело по-летнему жарко, но в тени, на ветерочке – было просто приятно-тепло. Сонную дремоту сада иногда нарушало мычание коров, доносившееся издалека, лай собак, или пение «бедонажки», (Среднеазиатский скворец) перебиваемое чириканьем воробьев… Вот добавился еще какой-то звук… Толи – рык? Толи – свист… Отец прислушался.