– А покуда пойдемте ко мне наверх, посидим, потолкуем, – прибавил он, и стал подниматься по деревянной лесенке, которая вела в его единственную комнату.

Митя с отцом последовали за ним. Они вошли в большую, темную комнату в одно окно, обращенное на грязный двор. Мебели в ней было очень мало; обтянутая темной материей, она придавала комнате еще более невеселый вид. Черная драпировка скрывала кровать; на стенах висели какие-то запыленные гравюры в рамках и фотографические карточки.

Мите стало как будто немного скучно в этой мрачной комнате; чтобы развлечь его, Илья Петрович спустился по лесенке и принес из кухни ворону.

Ворона была очень молода и вряд ли могла летать как следует, однако, «на всякий случай», как объяснил часовщик, у нее обрезали немного крылья.

Как только Илья Петрович опустил ворону на пол, она принялась очень смешно прыгать, как-то все боком; прыгая, взобралась на стул, потом на диван, оттуда на стол, со стола на окно, и, уставившись носом в стекло, стала смотреть на двор. Сперва Митя смеялся, глядя на прыжки вороны, но потом, вглядевшись пристальнее, перестал смеяться. У птицы был такой грустный вид, что Мите показалось, будто она скучает, что ее заперли в душную комнату и не дают полетать на воле.

То же самое, должно быть, подумал и папа, потому что спросил Илью Петровича:

– Зачем у вас эта ворона?

– Да как вам сказать, – рассмеялся хозяин: – так вот держу! Мне ее мальчишки принесли, она из гнезда выпала. И принесли-то ее совсем еще птенчиком, есть не умела, только все рот раскрывала. Ну, я и выкормил ее.

– Но теперь ее можно бы было выпустить?

– Не хочется выпускать, привык уж я очень к ней! Да и ручная такая сделалась! Я даже нарочно крылья подрезал, чтобы как-нибудь не улетела. Слышал я, что вороны очень умны; ну, и подлинно; каких только штук она не выделывает! Вот только «умирать» еще не научил.

– Как это умирать? – спросил Митя.

– Да вот, как собак учат. Скажешь ей: «Умри!» она ляжет на пол, ноги вытянет, совсем как бы умрет. Презабавно! У меня, видите ли, есть котенок, так она все с ним дерется из-за говядины. Хотите посмотреть?

Но Митин отец отказался и посоветовал еще раз выпустить ворону на волю, когда у нее подрастут крылья.

– Нет уж, зачем же, – отвечал часовщик: – ей у меня, я думаю, лучше. Я ее говядиной кормлю. А какая она жадная! Вот, погодите, принесу говядины, вы увидите, как она примется есть.

Он сбегал вниз, принес несколько кусочков сырой говядины, стал катать из нее катышки и бросать вороне. Та прожорливо глотала их.

– Не хотите ли заняться? – предложил часовщик Мите, – а я пойду посмотрю, не починил ли подмастерье часы.

Митя взял говядину и тоже начал бросать птице катышки. Сперва она очень недоверчиво относилась к незнакомому мальчику и стояла неподвижно, перестав есть, потом сделалась смелее и начала подбирать катышки. Под конец, она уже совсем освоилась и близко подскочила к Мите. Митя хотел ей дать говядины из рук, но ворона вдруг отпрыгнула, раскрыла рот и уставилась на него своими черными, блестящими глазами.

Митя долго смотрел ей в глаза, и ему невольно пришло в голову замечание часовщика, что вороны умны. Таким умом, такой понятливостью светились глаза вороны, словно, вот-вот, она сейчас заговорит!

Мите почему-то сделалось вдруг неловко. Он никак не мог объяснить себе причину этого и очень обрадовался, когда Илья Петрович вошел в комнату с часами в руках. Отец расплатился с ним и они вышли из магазина.

– А что, папа, подрастут у вороны крылья? – спросил Митя на улице.

– Конечно, подрастут, – отвечал отец.

– И тогда она улетит?