Две недели, на которые я трудоустроила Жриц, ещё не закончились, и без них в Храме было странно. Особенно подготавливать в их отсутствие праздник Воды. Ну пусть будет сюрприз к их возвращению.

Дружина с первого дня нашего возвращения стремилась доказать, что она не декоративна. Агни резко взялась за муштру, и оспаривать её право на командование никто не смел. Стахий только осаждал слегка, когда тренировка заходила далеко. Собственно, Агни всегда выступала если не в роли модели для повторения, то в качестве потенциальной угрозы. Дружинники в итоге щеголяли похожими на царапины отметинами – ожогами от показательных ударов вспыльчивой – ха! – Жрицы.

До охраны периметра мужчины ещё не были допущены. Программа максимум для них гласила: показаться Агни достаточно подготовленными, чтобы заслужить место на воротах к визиту гостей.

Разрулив несколько формальных и хозяйственных дел, я отправилась наносить визиты. Обновлённые улицы выметали, поливали высаженные на клумбах цветы у себя и у соседей, не склонных к цветоводству.

– Благодарю за хорошую работу! – улыбнулась я Остапу, вышедшему на порог дома без костыля.

Адепт Земли сначала улыбнулся, а потом махнул крепкой рукой в сторону тёмного прохода в дом.

Представляю, что там внутри…

Комната, как ни странно, сильно отличалась от жилища Прохора напротив. Внутри не казалось, что дома идентичны снаружи. Возможно, сказывалась разная направленность адептов. У Прохора в брошенном доме всё было в светлых пастельных тонах, а тут…

Вопреки ожиданиям, в обиталище наступило запустение. Всё вычищено, предметов на виду почти никаких. Ничем особенно не пахнет.

За вытертым до блеска столом боком сидел облагороженный стрижкой и бритьём Прохор. Одет привычно. То есть, не в трусах, а в спортивном трико и серой борцовке, туго сидящей по постройневшему телу – на самом деле из-за снижения объёма мышц.

Я протянула Остапу конверт с честной премией. Гостиница была сделана быстро и радовала глаз, всякий раз как выглянешь в окно на площадь. Тестовые постояльцы нашлись сами собой, так что некая реклама уже обеспечена. Технически номера были сняты Расследовательным Бюро Эскамеруна.

Я смотрела на Прохора, он на меня. Молчали все. Хотевший перемирия Остап топтался за спиной в домашних шлёпанцах, боясь неловким звуком усугубить раздор. По закону жанра дубль должен был извиняться.

По обе стороны от шрама поблёскивали глаза, губы застыли в ничего не значащем положении, предшествующем улыбке, обычная мимика Прохора. Он так подвёл меня, что у меня не было причин его щадить.

– Ты знаешь, где она? – голос звучал вкрадчиво умиротворяюще. Он хотел добиться ответа.

Я презрительно фыркнула:

– Осталась без мужского плеча, – фыркнула я. – На коленях поползёшь? Извиняться?

– Извинюсь, если потребуется, – Прохор опустил взгляд, стёр с колена мнимую пыль.

Я уже совсем махнула на него рукой, но он добавил:

– Развод надо взять.

Он не был счастлив, что принял такое решение, горевал, жалел себя. Но это было мужское одностороннее решение – без поворота на попятный. Я попыталась не слишком выдавать свою радость.

– Я выясню, где она, – пообещала я Прохору, и не прощаясь вышла на улицу вдыхая воздух на удивление полной грудью. Летом он приобретал особое качество прозрачности, но дело было не в этом.

Со стороны огородов везли на тачке поспевшие ягоды. Должно быть, для пирогов. Свежую везти на праздник рановато. Я поздоровалась и пошла в Храм. В три должно было состояться дознание, требовалось доставить в Эскамерун Жриц и Алцеста, а это шестичасовой перелёт.

В библиотеке Захар массировал спину пациента умелыми пальцами, потом по глотку, как ребёнка, отпаивал настоем. За всё время у Алцеста не нашлось для моего лекаря ни единого резкого слова. Для меня это было высокой оценкой качества.