– Давай, попроси меня... Произнеси это...
Гад. Просто гад. Змей-искуситель. Ему недостаточно тела. Хочет, чтобы вскрылась, выдала всё, что на душе таится. За подбородок держит, в глаза так смотрит, как будто в чёрную дыру затянуть пытается. Губы так близко... Рука скользит вверх по позвоночнику, касаясь голой кожи в глубоком вырезе на спине... Тёплая тягучая волна опускается в низ живота...
– Ксеня, я жду...
Всё. Больше терпеть невозможно. Сдалась. Красные-красные пылающие щёки, трясущиеся руки, срывающийся хриплый голос.
– Поцелуй меня, Рома...
Торжество в глазах, тёплая, широкая ладонь, зарывшаяся в волосы. Довольный рокот на выдохе:
– Даааа. Хорошая, послушная девочка...
И губы на губах, тёплые, мягкие, нежные, но в то же время требовательные. У него вкус степных трав, горьковатый, пряный, уносящий в небо: полынь и чабрец. Простор и свобода. Ощущение полёта. Голова кружится, не хватает дыхания, настигает чувство бархатного опьянения. А ему всё мало. Целуется, как безумный, словно в последний раз. Дышит тяжело, отрывается нехотя. Долго смотрит в глаза, изучает, препарирует. Потом вдруг вспоминает:
– Спасибо, молодой человек. Извините, забылся немного.
Забирает у обалдевшего парня камеру, вешает на плечо. Хватает Ксению на руки, начинает кружить и хохотать, как мальчишка. Глаза горят. Ощущение какого-то щенячьего восторга передаётся и ей. Как будто не взрослые мужчина и женщина, а неразумные дети, звонко смеясь, бегут по парку. Безумие. Сумасшествие. Гремучая смесь дофамина, серотонина и окситоцина в крови у обоих. Рука в руке, сплетённые пальцы, утонувшие друг в друге взгляды.
– Ксюша, ты у меня самая лучшая. Запомни это...
19. 19. Роман. Вопрос доверия.
У неё вкус морозной ягоды: чуть терпкий, игристый и пьянящий. Наглухо сносящий крышу. Лёд и пламень одновременно. Ежевика, имбирь, мята и прохлада лесной чащи. Тёмные воды бездонного озера, покрытого толстой коркой льда, несмотря на летнюю жару. А на дне плещется магма и раскалённая лава – скрытая от чужих глаз реальная сущность снежной королевы.
И ты пытаешься достать всё это, вытащить на поверхность, показать миру. А прежде всего – ей самой. Потому, что спряталась в свой прочный ледяной панцирь и думает там отсидеться. Нет, милая, не получится. Роман Литвин уже видел тебя другой.
Зачем-то создала вокруг себя морозную броню, пробиться сквозь которую почти невозможно. Боится чего-то: стесняется, отгораживается, не доверяет. Но когда оттаивает хотя бы немного, превращается в бескрайний океан. Ныряешь, плывёшь в прозрачной тишине, пытаешься осмотреться и теряешься. Где дно, где поверхность, уже не важно. Затягивает, уносит, кружит в безумном водовороте эмоций.
Воздуха не хватает, дыхание – на нуле, а выныривать нет желания. Хочется выпить её до дна, жадно, нетерпеливо и свалиться на месте в пьяном угаре.
Литвин, ты ли это? Куда делся эгоистичный циник, без жалости разбивший не один десяток сердец? На его месте теперь вор, мошенник, хитростью выманивающий из одной-единственной женщины хоть какие-то проявления чувств. Жаждущий подобрать к ней ключик, нащупать ниточку, связующее звено, делающее людей единым целым... И этот поцелуй – не просто физика. Слова, вырванные почти шантажом, ей тяжело дались. Но всё-таки она произнесла их. И это бесценно.
А потом – взрыв. Фейерверк какого-то детского восторга... Обоюдное помешательство. Не скучные взрослые люди, а два школьника, прекрасные в своей безбашенности. И ты всегда хотел бы видеть её такой: беззаботной, искренней и... счастливой? Да, наверное, это так называется...