Во одиночестве и камни,

Укрыты прочной кромкой льда.

Ты крепостной стены не зрея,

Сама природа ей оплот,

И над главой востока Змея,

Что открывает звёздный рот,

Пожрать пытаясь Индорина,

Посланца древней песни нот.

С трудом и замком называя,

Семь башен высится, она,

Для взора кажется пустая,

Обитель рода и волна,

Кристаллов снега бьёт в ворота,

И позабыла край весна.

В одной из башен, остальные,

Ей уступают в высоте,

Зубцы на крыше, ледяные,

В своей прозрачной красоте,

Грозят земле от сотворенья,

И в зале тронной, в темноте

Где древесины треск снедает,

И пожиравший тишину,

Где знамя белое спадает,

Перчатка стали, глубину,

Веков познавшее: «Мой герцог,

Зачем вмешались вы в войну?

Простите, Герцог, но взываю,

Я присягал на верность вам,

Остановить приказ, я знаю,

Приказ от Герцога, мужам,

Столь далеко от сердца власти,

И хоть верны мы Небесам

Но вековой закон вступает,

С указом вашим вопреки,

Один послушно отступает,

Второй поднявший кулаки,

И угрожающий соседу,

К победе, он кричит, близки.

И каждый верным остаётся,

Приказ ваш хаос созидал».

И с лорда губ та речь прольётся,

Склонивший голову, сказал:

«Что Герцог Снега нам укажет?

Кто был виновен?» – замолчал.

И взор он к трону обращавший,

Укрыт был шкурами волков,

Шумит камин, в огнях пылавший,

Во зале тронной сей, Снегов,

Владыка с трона наблюдает,

Небесный Герцог серых льдов.

Могучий телом, показалось,

Атлант, что плечи расправлял,

Спиною многое скрывалось,

Рукою солнце бы объял,

И даже трон, что рода гордость,

Камнями герцога стеснял.

Медведь бы вставший вмиг отринул,

Желанье схватки, головой,

И зверя выше герцог, сдвинул,

Валун бы с места, что горой,

Иному кажется для взора.

Но отчего тогда слезой

Глаз наполняется? Взираешь,

На измождённый мукой лик,

Проста причина, понимаешь,

Не стар годами, но настиг,

Уж Жнец его, и без сомнений,

Ступает жизнь его в тупик.

Вгрызались скулы в кожи бледность,

И впалых щёк лежит овраг,

Во оке сером только тщетность,

И крови линии, и благ,

Уж позабыт триумф познанья,

И изнутри снедает враг.

Волос каштановых спадает,

Гряда на плечи, серебром,

Их обруч держит и стекает,

Из пота капля и виском,

Ей путь проложенный, подобным,

Небесный Герцог надо льдом

Представ пред взором и вдыхает,

С трудом холодный воздух он,

Пред нами Тедерик, страдает,

Небес он голос и закон:

«Я свой ответ не изменяю» -

Рукой сжимает камня трон.

«Я приказал отбросить кличи,

И жатву жадности мечей,

Не обращать в подобье дичи,

Отцов и братьев, сыновей,

Лорд Тирен Ройген, я ответил,

Средь Скал не жаждущий смертей».

«Но, герцог, я прошу, взываю,

Иные шествуют огнём!»

«И это пусть я понимаю,

Войну мы братьев не начнём,

Не меч отправлю вам, но слово,

Останусь твёрдо на своём.

Вы опасаетесь, я знаю,

Я с вами герольда пошлю».

«То не отвадит гневных стаю! -

Так лорд вскричавший, – я молю!»

Но серый взор не изменился:

«Прощайте, герцог, отступлю».

И дверь во тронный зал закрывшись,

Двоих оставит за собой:

«Скажи мне, Виланд, я ль забывшись,

С враждой ведя неравный бой,

Народа ль я теперь мучитель?

Иль стал опорой и стеной?»

Кого он Виландом назвавший,

По руку правую стоял:

«Ответа, герцог, вы желавший,

Но я и сам его желал,

Но и сей лорд, во том признаюсь,

Не без причин вас упрекал».

Златые волосы, глазами,

Что неба летнего огни,

Взирает он, и он не льдами,

Во мир рождённый, и сравни,

Его ты с летним часом блага,

Зиме он чуждый и брони

Не примерявший, не хранивший,

Лишь меха плащ, что закрывал,

Он рыцарь лета, но вступивший,

Где ветер хладный завывал,

Причина есть тому простая:

«Но я и сам от битв устал.

Устал от криков и страданий,

От блеска гибельных мечей,

Устал от лордов оправданий,

От ряда сирых и детей,

Что отправляли на закланье,