– Говори, джигит, хан тебя слушает.

– Вы, великий хан, как-то отблагодарили меня за двух соколов, которых подарили турецкому султану. Не напрямую, а через отца. – И это я вспомнил.

– Помню. Хорошие были соколы.

– Великий хан, в прошлом году в месяц зу-л-хиджа по приказанию своего отца я отправился на поиски гнёзд соколов, чтобы найти молодых птенцов, годных к обучению, и проезжал мимо кишлака Каныш со своими помощниками. Там через дувал одного из дворов я увидел девушку и попал в плен её красоты. Мой отец ни за что бы не согласился, чтобы я взял в жёны дочь дехканина, поэтому я выкрал её и сделал своей наложницей. Но после рождения сына, которого нам послал Аллах, был проведён обряд никох. Я на коленях умолял отца позволения жениться на Гульнар. Все беки берут себе достойных жён из богатых семей, но моему отцу было стыдно, что его сноха дочь простого бедного дехканина. – Изатали смотрел на меня своими раскосыми чёрными глазами, полными слёз.

Гульнар стояла на коленях, не поднимая головы. Она всё качала сына, прижимая его к себе.

В двери боком протиснулся Мухаммад-кули-бий кушчи. Он молча бухнулся на колени рядом с сыном и снохой. Кушчи несколько раз стукнулся головой о пол и глухо заговорил:

– Великий хан, в этом деле нет ничьей вины, лишь моя. Казните меня, я возжелал невозможного. Я хотел женить сына на богатой невесте из хорошего рода и семьи. Что поделаешь, если мой сын взял себе жену по любви. Я сопротивлялся, сколько мог, но, когда увидел внука, сердце моё растаяло маслом на солнце. Признаваться в том, что сын взял в жены дочь нищего убогого дехканина, я не хотел и даже придумал историю о дальнем вилояте, из которого якобы и прибыла моя сноха. – О Всевышний! Как же наши обычаи, которых мы стараемся придерживаться, портят нашу жизнь.

О любви никто не думает, когда речь идёт о гордости. Сколько предубеждения против невест из бедных семей! Наложницей она ещё может быть, а вот женой… Хорошо, что кушчи сжалился над своим сыном. За спиной шумно вздохнул Зульфикар, запахло пощадой для всех участников этой почти смешной истории.

Я молча указал кушчи на место рядом с собой. Он не хотел садиться, пришлось сделать вид, что я хочу встать с подушек, чтобы поднять его. Мелкими семенящими шажками он приблизился и спросил:

– Великий хан не сердится на своего преданного слугу? – голос его дрожал, трепеща от неизвестности.

– Сердится, ещё как сердится! Где свадьба? Где обряды, связанные с рождением внука? И где ваши новые родственники? Где отец, где братья вашей снохи?

Гульнар впервые подняла на меня глаза, чтобы тут же опустить их, а кушчи изумлённо уставился на меня:

– Великий хан всё знает?! Даже про братьев знает?! Какое счастье служить такому прозорливому и проницательному человеку!

– Вот то-то! От меня ничего не скроется! – эшиг-ага-баши скромненько стоял в сторонке, уверенный, что буря пронеслась над его головой, не задев даже чалмы, но он ошибался. – Уважаемый Селим! За то, что ты не принял никаких мер для отыскания девушки по жалобе её отца и за нарушение шариата, накладываю на тебя наказание. Ты должен в течение луны замостить жжёным кирпичом, поставленным на ребро, улицу от Арка до базара Тим-и-заргаран и дальше до хлопкового караван-сарая. А вы, уважаемый Мухаммад-кули-бий, сами, не поручая никому, отвезёте в Каныш Юсуфу-праведнику калым в размере пятидесяти полновесных серебряных таньга, и сверх этого то, что пожелаете. Говорить окружающим, откуда у вас сноха, совсем необязательно. – Я удовлетворённо хмыкнул.

Наконец-то с делами покончено, а ведь нынешним утром я собрался умирать. Указ, связанный со сватовством и свадьбой всё-таки нужен, но в этом вопросе надо посоветоваться с шейх-уль-исламом Тадж ад-Дин ходжой. Я хорошо знаю Коран, но всех тонкостей, связанных с браком и нарушением обрядов, не уразумел до седых волос в бороде. Теперь можно спокойно отправляться в опочивальню, послушать, что написал о своей интересной жизни падишах Захириддин Бабур, мир праху его.