– Можешь не продолжать, я понял. – Ясенев уставился на столешницу, будто в ней был скрыт ключ к решению неожиданно возникшей перед ним задачи. – А какие у нас тогда варианты? Толик, что думаешь?

«– Вариантов может быть много. А вот данных маловато.»

– Согласен. Дед, расскажи про этих местных Аль Капоне. Сколько их, чем дышат, как отдыхают. Друзья? Враги? Давай, всё, что знаешь.

Старик опрокинул очередную стопку, почесал в затылке, пару раз кашлянул и начал лекцию…

Тук… Тук… Тук… Топор раз за разом взлетал и падал точно в середину очередного полена. В руках детины здоровенный колун выглядел лёгким и изящным индейским томагавком. Очевидно, парню было вполне по силам заносить его и одной рукой, однако тут было одно «но»: он успел накидаться. А потому вторая рука нужна была ему для прицеливания. Выражение «пьяный в дрова» было здесь явно не в ходу, ибо теряло всякий свой смысл, будучи посрамлено такими вот самородками.

– Васька! – басом разнеслось по двору. – Хорош щепки строгать!

Топор, прервав полёт, завис в воздухе, в сантиметре от новой жертвы. Для человека с менее внушительной комплекцией такой трюк был бы просто невозможен. Но Вася его даже не заметил. Вася был слишком занят, пытаясь обработать своим глубоко проспиртованным мозгом внезапно поступившую информацию.

Даже будь Городок в несколько раз больше, по нему всё равно ходили бы легенды о двух вещах: Васиной силище и его же интеллектуальных способностях. Впрочем, и тогда об этом говорили бы только шепотом и исключительно за Васиной широкой спиной. Потому что соображал Вася, может, и медленно, и, может, не очень хорошо, но зато очень легко обижался, когда кто-то намекал на его недостатки и избытки. Легко и очень быстро. Почти так же быстро, как бил. Собственно, обычно всё происходило именно в этой последовательности: сначала Вася бил, а потом уже обижался. И поэтому бил снова. Причём во второй раз он всегда промахивался, ибо первого раза хватало за глаза.

– А ну, бросай топор да поди сюда, дурья твоя башка!

Раскатистый бас принадлежал человеку не менее, а вовсе даже более грозному, чем сам Василий: его почтенной матушке, Варваре Ильиничне. О главе семьи Терентьевых можно было сказать много. Даже очень много. Но, во-первых, ничего из сказанного не смогло бы даже оцарапать поверхность того, что испытывали имевшие дело с Варварой Ильиничной лично; а во-вторых, в городе никто не рисковал вымолвить о ней хоть слово. Когда-то, очень давно, одна сплетница не удержалась, но последующая участь ея была столь печальна, что больше прецедентов не возникало.

Пришедший в более привычном виде приказ, да ещё с чётко сформулированным алгоритмом действий, достиг сознания Василия несколько быстрее, и, несильно вогнав топор в чурку, гигант направился к дому. Как уже упоминалось выше, комплекцией Вася мог поспорить с БелАЗом – по крайней мере, в сравнении с обычным человеком. А потому сам факт того, что давным-давно, задолго до рождения Василия, клан Терентьевых выбрал себе жильем бывшую усадьбу Заболоцких, нельзя было назвать не иначе как провидением. Менее амбициозное и масштабное строение просто не выдержало бы Васиной богатырской поступи.

Если говорить откровенно, младшему из братьев Терентьевых достались не только сила да ловкость, но и пригожесть. Обычно рослые люди выглядят несколько неуклюже, иногда – просто пугающе; Василий же словно сошёл со страниц детской сказки. Смотрелся он складно, а на его простодушной физиономии красовался традиционный слегка курносый нос «картошкой», большие, незамутнённые интеллектом голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц и две обворожительные ямочки на щеках, когда младшенький улыбался. Парнем Василий был простодушным, и, если бы не семья, давным-давно пропал бы. По крайней мере, так постоянно твердила Варвара Ильинична, а уж она-то знала, о чём говорит.