– Внимательный ты, дедушка, ничего не скажешь.

– Не будь я внимательным – здесь бы не жил, внучок.

– Да? А чего? Курганчики каких немало… – невинно спросил Иван деда.

– А то ж прям не знаешь, что место с историей?

– Ну… – старик вызывал доверие, но стоило выбирать, что именно можно было ему рассказать, и в каком именно ракурсе.

– Не тужься, внучок. Мне ваши тайны ни к чему. У меня своих по самые яа-аа… вот что просто думаю: монастырей здесь ваших отродясь не было. Что до Советов, что после. Не любят вас тут. Так что как бы не вернуться тебе к своим попам, несолоно хлебавши.

– Сильно не любят?

– Да как тут скажешь, коли не появлялись давненько? С тумаками, верно, не бросятся, но и руки не подадут. Не знаю, почему, а только в разговорах всегда понятно: твой бог здесь не в почете. Обожди-ка, – дед прервал разговор и отошёл покормить пса, недвусмысленно сидевшего у миски на полу.

Ясенев хмыкнул, но ничего не сказал. Было над чем подумать. В информации по Городку, которую они собрали, не было никакого упоминания о сектах, язычниках и любых других признаках того, что с местными могут быть проблемы. Шаманизмом и анимализмом увлекались поселения коренных народов, вроде якутов и эвенов, но именно эти места заселялись со времен Ивана Грозного и Ермака – значит, должны были быть православными.

Напарник воспользовался минутой тишины и вполголоса затараторил Ване в ухо:

– «Я сейчас документы пересматриваю. Старик, похоже, не врет. В любой другой глуши, вроде этой, Советами обычно составлялись протоколы об антирелигиозной деятельности. Ну, по типу «местная ситуация такая-то; пропагандистская работа проведена такая-то; церковь отдана под сельсовет…» А здесь пусто. Вообще ни слова про опиум для народа. Как будто тут Ленина заочно любили и идеологию сразу приняли. А так не бывает.»

– Связного-то твоего как кличут? – не отвлекаясь от кухонных дел, спросил дед.

– Что, опять взгляд? – уязвлено прозвучал встречный вопрос.

– Да не. Слышу я его просто. Бормочет чего-то. Должно быть, советует стукнуть меня, как старушку-процентщицу. Так топор справа, у кладовой.

– «Он мне нравится.»

Парню оставалось только подивиться слуху деда:

– Толиком кличут. И, напротив, вам от него низкий поклон, – вольно перевёл он очередное гнусное хихиканье напарника.

– Благодарствую, конечно, да только поклоном вы, ребятушки, не рассчитаетесь.

– «Это он о чем!?» – не замедлила спросить гарнитура. Иван переспросил у старика, на что тот, вернувшись к столу и сев напротив, внушительно молвил:

– Да всё о том же. Вам, касатики, нужно выведать чего-то в местных краях, и, окромя меня, с вами никто говорить не будет. Здесь с пришлыми только торг. А скажешь, что церковники послали, ещё и в бороду плюнут.

Дед, не глядя, пошарил рукой под столом и выудил оттуда литровую бутыль с мутной жидкостью. Гранёные советские стаканы, из которых уже был выпит весь чай, покинули свои, советские же, подстаканники и снова наполнились жидкостью.

– Да и чего ходить вокруг да около? Тебе ведь с Толиком про Кольцо знать надобно, так?

– Допустим, – снова не стал вдаваться в детали Иван. – А что потребуется от Толика и меня за скромный рассказ о местных достопримечательностях?

– Да сущие пустяки! – добродушно улыбнулся дед, залпом опрокинув в себя полстакана. И Ваня сразу понял, что раскошелиться придётся серьёзно.

Инок в компании послушника Якова ждал репортёра на выходе.

– Пообщались? – участливо поинтересовался монах.

– У меня сложилось впечатление, что вы окружаете себя исключительно немногословными людьми, Инок.