- Интересно, - повторил я и зачерпнул ещё ложку. – Огурцы на тёрке, что ли, тёрты?

- Один потёр, чтобы кефир с минералкой были вкуснее.

- Прикольно, - хмыкнул я, зачерпывая очередную ложку.

- Да хватит тебе, - фыркнул мужик. – Интересно ему и прикольно… Просто скажи, что вкусно и, возможно, получишь добавки.

- Нормально, - ответил я снисходительно.

Достаточно ему того, что я ем это месиво и уже даже не морщусь.

- Спасибо, пап, - вскочила Гусыня. – Всё было вкусно.

- Вот! – указал на неё Николаевич. – Учись, студент.

Шум воды, пока Гусыня мыла за собой посуду, спас меня от того, чтобы что-то ему отвечать.

- Ладно, пап. Я пойду. Не скучай, - чмокнув его куда-то в район макушки, девчонка двинулась к выходу из кухни.

- Подожди-подожди! – остановил её мужик. – Не оставляй меня с ним наедине, - нарочито напугано выпучил он глаза. – Ему не нравится моя окрошка – страшный он человек.

- Пап. Ну, научи его готовить что-нибудь другое. Свекольник, например.

- Я не доверю ему секреты своих рецептов.

- Я, пожалуй, лучше на волейбол схожу, - хлебнул еще ложку окрошки и вышел из-за стола.

- Эй-эй! – окликнул меня Николаевич. – Это что за фокусы, Рамилька? Поел – помой за собой посуду.

- Но я не доел.

- Значит, доешь, помой за собой посуду и иди хоть на все четыре стороны.

- Фак! – чертыхнулся я, но дохлебал этот странный суп, пока Гусыня, насмешливо переглядываясь со своим батей, стояла у выхода из кухни и мяла в руках, то ли куртку, то ли мастерку, как из девяностых.

Опустил пустую тарелку в раковину. Включил горячую воду и стал ждать, когда наполнится тарелка. Вылил из нее мутную воду, наполнил еще раз и вылил, отставив посуду в сторону.

- Это ты здорово придумал, Рамилька. Ничего не скажешь, - саркастично подметил Николаевич.

- Я же помыл. Что ещё-то надо?! – терял я терпение.

- Так ты помой, а не просто помочи, - вклинилась Гусыня, на что получила мой не самый добрый взгляд. – Боже! – вздохнула она тяжело и подошла ко мне, встав рядом. – Давай, помогу. Возьми губку, намочи ее и капни на нее немного моющего средства. Вот оно, - кивнула в сторону белой пластиковой бутылки с нарисованной на ней стопкой сверкающих чистотой тарелок. – Вот так. А теперь помой тарелку со всех сторон…. Смой пену… Теперь то же самое с ложкой.

Подставил ложку под поток воды, и теплая струя от нее прилетела мне в прямо в лицо.

- Твою мать! – быстро выключил воду, чувствуя, как с лица стекала пенистая влага.

Гусыня успела отскочить и только смеялась в стороне.

- Ты хоть раз мыл посуду?

- Нет, - ответил я, стирая с лица капли воды, тыльной стороной ладони.

- Ну, это надо отметить, Рамилька, - веселился батя. – У тебя сегодня дебют на дебюте: и сенокос, и окрошка, и баня, и мытьё посуды… И это только половина дня прошла.

Половина одно дня?!

А по ощущениям, что я здесь уже неделю живу и офигеваю от всего происходящего ежесекундно.

- Всё. Помыл, - резюмировал я зачем-то, будто, блин, отпрашивался погулять у своего родного бати.

Что за фигня, вообще, происходит?!

- Ну, иди, раз ты всё, - одобрительно кивнул Николаевич и подмигнул Гусыне. – Детки помыты, покормлены, посуда чистая… Идите, гуляйте, детишки. И парней местных не порть. Слышал, Рамилька?

- Пап! Всё, мы ушли, - цокнула Гусыня, не дав мне и шанса на то, чтобы возмутиться, и фактически вытолкала меня из дома. – Идём уже. Одних нас, поди, ждут.

8. Глава 8. Рамиль

Волейбольная площадка – слишком громкие слова для того места, на котором собралась компания, чтобы поиграть в волейбол.

Два деревянных столба, рваная грязная сетка, а в качестве разметки просто узкие выкопанные траншеи. Место подачи – вытоптанная яма, что на одной половине площадки, что на другой.