Мамута смотрел на него украдкой, поглядывал и на Марминида, который стоял перед троном. Марминид был не вассалом Рассветного Султаната, но гостем. Хоть гостем, но просителем. Поэтому стоял он, склонив голову, но не на коленях.

Был минид куда моложе Урома, тридцати пяти лет отроду. В нем чувствовалась минидская порода – был он высок, широкоплеч и даже зеленоглаз, как сам великий завоеватель. Это оценивалось как однозначно добрый знак, ведь даже среди прямых потомков Мина зеленоглазые встречались нечасто.

Вместе с тем, маленький Уром смотрелся рядом с Марминидом, как наконечник стрелы подле деревянной дубины. Крохотным, но смертоносным. В нем чувствовалась способность дотянуться издалека и одним уколом оборвать жизнь.

– Я помогу тебе, мой добрый друг, – произнес султан после недолгих раздумий. – Отрадно видеть, что в мире есть ещё сила, которая стоит за обычаи старины и праведную жизнь.

Было невозможно понять, говорит султан серьезно или шутит. Ведь он сам попрал законы предков и занял трон, не будучи потомком Мина или прежних султанов этих земель. На всякий случай все гости почтительно склонили голову, в знак согласия с мнением владыки.

– Я дам тебе войско, к моему сожалению, оно будет не так велико, как я желал бы. К тому же ты получишь от меня казну, которую можешь тратить по своему усмотрению. Я верю, что ты одолеешь бесчестного узурпатора Миду и восстановить справедливость.

И снова никто не понял, не шутка ли это, ведь и сам Уром взял власть силой, и его можно было назвать узурпатором, найдись смельчак. Но таков уж был султан.

– За это, – продолжал он. – Ты поможешь мне, когда станешь хаканом. Я попрошу тебя один раз. Одна услуга за одну услугу.

– Я никогда не забуду твоей помощи, – пылко ответил Марминид.

– Тогда обойдемся без клятв и прочего, – молвил Уром.

Это было более чем благоразумно. Вряд ли войско с охотой пошло бы за хаканом, который принес клятву верности правителю, бывшему в молодости всего лишь разбойником. Не выполнить просьбу Урома можно было, но редко кому это удавалось больше одного раза.

– Вечером нас ждет пир, – закончил султан свою речь. – Мне не терпится скрестить чашу с былым соратником.

Марминид со своей свитой удалились, непрерывно кланяясь. Уром завел двор по курбекскому обычаю, изменив по собственному разумению лишь некоторые мелочи.

– Мы сделали половину дела! – провозгласил минид, когда они оказались в дворцовом дворе. – Осталось только забрать пару-тройку городов, и при Миду останутся одни наёмники и то лишь до тех пор, пока им платят.

– Действовать следует крайне осторожно, светлый Марминид, – степенно выговорил Пармута. – Наше положение шатко.

– Я знаю, мой славный Пармута. Но оно прочнее, чем было неделю назад, и во многом это твоя заслуга. Я крепко запомню это и отплачу, когда займу хаканский трон.

Вечерний пир показался Мамуте отвратительным. У Грозного Урома было скверное обыкновение – он старался всех гостей упоить до беспамятства. Как видно, шла такая привычка из лет его лихой молодости. Никто здесь не спрашивал желания гостя, наливали изрядно, требуя пить до дна.

Уром сидел на помосте в центре пиршественного зала. За этим дастарханом восседали только Марминид и Пармута. Было видно, что общению со старым товарищем султан уделяет внимания не меньше, чем будущему хакану. Когда же Марминид захмелел настолько, что упал на ковер, его унесли в гостевые покои, а Уром полностью отдался воспоминаниям о делах прошлого. Пармута под действием вина совсем утратил присущую ему сдержанность и степенность. Старый кочевник размахивал руками, изображая бег отрядов конницы, громко смеялся, вспоминая проделки молодости, а Грозный Уром обнимал его за плечи, улыбаясь широко и ясно.