Чувством подмечать мелкие детали Лёша тяготился. Он не всегда мог их осознать, а потому часто мучился и переживал тогда, когда любой другой не видел ничего подозрительного. Обычно чувство рождалось в подсознании и звучало в голове единственной мыслью «что-то не так». Непонятно что именно, но что-то точно есть. Одни называли подобное интуицией, другие чрезмерно развитым воображением, некоторые обыкновенной дурью. Лёша склонялся к интуиции, потому что в конечном счёте все его подозрения оказывались верны.

Прощаясь с человеком, он всегда точно знал, что никогда больше его не увидит. А однажды в автобусе мальчика охватил такой страх, что захотелось выскочить на первой же остановке. Слишком странным показался водитель, слишком сосредоточенным и бесстрастным было его лицо. Сойти Лёша не успел. Когда до остановки оставалось несколько метров, автобус вильнул и съехал в кювет, завалившись на бок. Водитель умер на месте. Не выдержало сердце. Но если бы тогда, в самом начале поездки, кто-нибудь поинтересовался у Лёшки, что должно произойти, он бы не ответил. Единственное, что он знал «с водителем что-то не так».

В последнее время ощущение неправильности просто висело в воздухе, отравляя атмосферу. В день поэзии, когда Шумаков наконец оставил их в покое и улетел в «родные пенаты», всё и началось. Мама сразу погрустнела и завела бессмысленный по мнению Лёши разговор.

– Люди совершают ошибки, – говорила она. – Совершают все, но не все их осознают. К некоторым озарение приходит слишком поздно.

Она задумалась:

– Знаешь, случается так, что люди влюбляются. Им кажется, что они вместе до конца лет, что они две половинки единого целого, что они дышат и думают в унисон…

Лёшка смотрел на неё с удивлением. Что она от него хочет? Зачем говорит об этом?

– Да, они так думают, а потом проходят года, и оказывается, что всё обман, иллюзия, и на самом деле они совершенно разные. Понимаешь?

– Нет.

– Ну и не надо. Тебе незачем пока. Знаешь, а ведь случается так, что живут двое, терпеть друг друга не могут, а живут вместе. Мучаются, а ничего не предпринимают, катятся по накатанной.

– Как Жвалевские? – спросил Лёшка.

– Как Жвалевские.

Эту семью с шестого этажа знал не только весь дом, а ещё добрая половина улицы. Едва ли не ежедневные скандалы сотрясали окрестные дворы. Он барабанил в дверь, она его не пускала. Он с боем пробивался в квартиру, она вышвыривала в подъезд его вещи. Он бросал с балкона мебель, она лупила по нему всем, что попадалось под руку. Он кричал на неё, она орала на него. Выла соседская собака. То ли от страха, то ли по какой другой причине истерически голосила их дочь. Постоянные скандалы не помешали им завести второго ребёнка, и на несколько месяцев соседи вздохнули с облегчением. Наступила желанная тишина. Позднее всё повторилось с удвоенной силой. Только теперь к общему хору прибавился плач младенца.

С завидным упрямством вызываемый участковый поначалу ревностно исполнял свои обязанности. Примерно после пятого раза участковый сдался, и в доме его никто больше не видел.

– Вот такая бывает любовь на свете, Лёша Бочкин, – говорила Тамара. – Не могут они по-другому. Иначе скучно. Дело в любви, Лёша, в кипении страстей.

Лёша кивал, но в глубине души отлично понимал, что дело не в каких-то там чувствах, а в том, что Жвалевский каждый божий день приползал домой чуть ли не на карачках, источая убийственный запах алкоголя.

– Не понимаю я их, – сказала мама. – Все разводятся. Ничего такого. Не в средние века живём. Я бы на её месте и дня бы с ним не осталась. Как ты думаешь?