– Здравствуй, Лиза! – жизнерадостно приветствовала ее девочка с выбивающимися из-под капюшона черными локонами.

– Мы такие же застывшие, как и ты. Не переживай и не бойся, мы друзья, – продолжил конопатый мальчик.

– Это Сара Джи, – он махнул в сторону черноволосой, – я – Иван Сарок. С нами Лили Иглунд, Филипп Рю и Баду Гразон. Пошли с нами.

Крупный, чернявый Баду толкнул дверь хибары, и они вошли внутрь. У порога сидел пожилой мужчина, который улыбался, глядя в пустоту, и бормотал что-то нечленораздельное. В помещении действительно перерабатывался пластик. Вся компания прошла мимо оборудования в подсобную комнату. Иван открыл шкаф с инструментами и деталями непонятного назначения. Мальчик надавил на уродливый вентиль, и задняя стенка вместе с полками отъехала внутрь.

– Это один из наших домов. – Сара обвела рукой просторный холл бежевых оттенков.

«Не всегда понимаешь, чего стоит твоя жизнь. Можно ли назвать тот набор решений действительной свободой. Что я хотел до того, как оказался здесь: просто убежать в другой сектор и присоединиться к другой голытьбе на других окраинах. А что теперь?»

Вопросы, которые задавал себе Ныр, имели скорее риторический характер. Сам он прекрасно отдавал себе отчет в том, что даже время рассуждать, обдумывать и, огороди, Всеблагой, мечтать появилось у него в Тсарстве углобоков. Более того, способности изгоя гражданских секторов что-либо делать своими руками с минимумом точных инструментов были оценены здесь без оглядки на его нижайший сословный уровень – несемейный житель мусорных кварталов, голытьба одним словом. В его распоряжении оказалась целая мастерская, созданная здесь еще в период благополучия для бесперебойной работы сервисных служб. Вот и сейчас, проводя металловаром сложную линию, намертво связывающую две замысловатые балки, Ныр испытывал нечто вроде вдохновения, радуясь и пугаясь этого чувства.

Естественно, что углобоки так себя не именовали. Более того, самоназвание людей, обитающих на Дне, – Девы истинного мира, или онойяны, в чем-то больше соответствовало реалиям. Онойяны были женщины! Все! И затесавшиеся беглецы или пленники-мужчины из Верхнего мира только подчеркивали это. Причем, с точки зрения Ныра, истинность нижнего мира – Донного тсарства – более соотносилась с реальностью именно с точки зрения Всеблагого начала. Онойяны не приговаривали людей к смертной казни, только чтобы получить их плоть, они не выстраивали потомственных иерархий, обрекая одних на вечное прозябание в мусорных кварталах, а других на исступленное подтверждение личностного статуса.

Социальные отношения в Истинном мире имели четко выраженное анархическое начало – все жители дна формировали подобие мультисемей гражданских секторов, однако без постоянного вожака, и назывались они ареалами. Никто из онойян не был закреплен пожизненно к своему ареалу, каждая из участниц одного из таких мини-сообществ вполне могла найти больше общего с составом другого ареала и поменять место жительства. Подобная вольность на первых порах удивляла Ныра, но вскоре беглец понял, что мультисемьи обитательниц Дна вполне согласованно управлялись всем коллективом. Несколько ареалов на правах самостоятельных общин входили в тот или иной донный уровень, где решались более сложные вопросы.

Глобальные задачи Донного тсарства решались Теократическим советом во главе с Епископом Истинной церкви Всеблагого, которым на этот момент являлась Орландина Истомухан II. Касательно религиозных аспектов, Епископ наблюдала за верностью пути к Всеблагому, который предусматривал служение ареалу и Истинному миру, доброту к поверженным и слабым, заботу о мире Первограда и ежедневное пятикратное моление. С точки зрения мирских забот донный клир заботился о техническом сохранении участков-ареалов в Первограде, реализации вседонных проектов и обеспечении доступа всех жительниц Тсарства к имеющимся возможностям.