– Где я их тебе нарою?

– А я откуда знаю? – дерзко возразил Семен, догадавшийся, что Борзухин угодил в капкан.

На обратном пути за рулем сидел Сапожников, а сержант, довольный тем, что самосвал в полном здравии удалось высвободить из плена, по-отечески его поучал.

– Чего зенки вылупил, полудурок? Тебе зарплату будут платить, как на гражданке за вычетом казенных шмоток, жратвы, бани, стирки и прочих удобств, которыми государство в принципе должно обеспечивать тебя бесплатно. После дембеля все девки будут ходить пред тобой на полусогнутых. А почему? Да потому, что ты в первую голову строитель, а не воин. Будешь работать на благо отчизны, а не сидеть на ее шее, как вошь. Вернешься домой с деньгами, как нормальный пацан. Улавливаешь разницу? Да куда тебе, – закручинился сержант. – Остолопа по глазам видно. Небось, в десантники метил?

Семен вздрогнул и машинально придавил газу, МАЗ взбрыкнул и едва не боднул стрелой встречное дерево.

– Вот-вот, – оживился сержант. – Стройбат для тебя западло? Хоть вешайся? Не советую. Язык навыворот, штаны мокрые и воняют. Никакого сочувствия. Только брезгливость. Труп сам по себе, а я вроде как сторонний наблюдатель. Пару раз салагу отметелили, причем за дело, велика важность. А он висит в туалете, как шланг, и как бы спрашивает: «За что?». А того не понимает, что виновато не воинство, а его мамаша, у этой дуры мозги с копейку, вдолбила ему в башку всякую белиберду вроде человечного отношения к солдатам. Человек – это на гражданке, а у нас ты падаль, прикажут египетскую пирамиду отгрохать, не скули, а таскай камни. Но с умом, не надрывайся. Завтра скомандуют снести пирамиду к чертовой бабушке, а на ее месте вырыть котлован. Не вопрос, ты всегда готов. Усек?

Не дождавшись ответа, сержант замолчал и не проронил ни слова, пока МАЗ не остановился перед знакомыми воротами.

В часть Сапожников так и не вернулся. Его поселили в барак, служивший общежитием. Усадили за руль самосвала вместо проштрафившегося бойца. Вопросом, куда попал, Семен не заморачивался. Его устроило, что бригаду, состоявшую преимущественно из узбеков, родная часть вроде как передала в долговременное пользование районному отделу мелиорации. Город исправно снабжал бойцов едой утром и вечером, а к обеду дополнительно привозили обалденно вкусный хлеб и молоко. Должно быть, за вредность. Отряд колупал промерзшую землю, прогрызая в ней траншеи, в которые укладывал толстенные чугунные трубы. Семен недоумевал: почему канализацией нужно заниматься зимой, а не летом. У Борзухина от такого вопроса суматошно задергался кадык, а лицо побурело.

– Я подрядами не занимаюсь, – отрезал он. – Знаешь, что мне сказал сопляк из городского коммунального отдела? У гражданских работяг идиосинкразия

к окопам, особенно в зимний период. И где только таких погремушек нахватался. Учись, лапотник: чем выше образование, тем дальше от канавы, по которой дерьмо журчит.

Недели через две Вахид Муллохолов, с которым Семен сдружился, предупредил:

– Полторак тебе привет передал. Посулил поквитаться.

– Кто такой? – вяло поинтересовался Семен.

– Старший сержант, которого ты огрел табуретом.

Семен покосился на Вахида, таджика невеликого росточка, который лежал на кровати, сложив худенькие руки поверх одеяла. Он окончил русскую школу и тараторил без акцента.

– Жалко, что не добил дебила.

– Совсем екарнулся, – со вздохом констатировал таджик, задумчиво взирая на Семена черными глазенками. – По нарам соскучился? Зачем нары? Я бы в Адрасман хоть завтра пешком потопал, по прикидкам, за два месяца доберусь. У нас в поселке есть кафе «Ветерок», там такие шашлыки из барана варганят, сдохнуть не встать. Чуть ниже, за двухэтажным домом, ларек с разливным пивом.