– Дневальный, дежурного по роте сюда! – приказал Синельников.

Обратившись к Сапожникову, гаркнул:

– Одна минута, время пошло!

Семен, выдрессированный в учебке, облачился раньше срока. Они вышли из казармы, где стоял командирский «бобик». Семен уселся на заднее сиденье подле человека в бушлате с сержантскими погонами и шапке-ушанке. Машина рванулась с места и запетляла по узкой раздолбанной асфальтовой дороге. Ехали молча. Фары выхватывали придорожные указатели, безлиственные деревья и кусты, по пути не встретился ни один автомобиль. Часа через полтора «бобик» уперся в широченные ржавые железные ворота, посреди которых виднелась небольшая дверь. Капитан, ни слова не говоря, пружинисто выпрыгнул из салона и скрылся за ней. Через пару минут ворота распахнулись. Выбравшись из машины, Семен огляделся. Они находились на территории автоколонны, освещенной двумя прожекторами: железобетонные боксы, несколько грузовиков, среди которых выделялся автокран МАЗ с длинной стрелой, приземистый одноэтажный кирпичный барак. Следом выбрался из салона молчаливый сержант. Низенький, мордастый, но потерянный, будто именно ему на голову обрушилась табуретка. Синельников, заложив руки за спину, прохаживался, и о чем-то размышлял. Сапожников поглядывал на него с любопытством, а сержант с опаской.

Капитан, вероятно, определился.

– Садитесь, – коротко приказал он Сапожникову, кивнув на МАЗ.

Семен похолодел. В учебке практиковался на ЗИЛе, а что делать с этим мастодонтом, понятия не имел.

– Товарищ капитан, я в нем не фурычу, – взмолился Сапожников.

– Вы, боец, дурак или прикидываетесь? – гневно вопросил Синельников. – Это приказ. Выполняйте! А тебя, Борзухин, предупреждаю: не вернешь кран сюда до шести утра, я тебя, как соплю, размажу.

Капитан удалился в барак. Без начальства сержант отвел душу, кратко и доходчиво изложив все, что думает о ротном и о советской армии, сплюнул под ноги и успокоил Семена:

– Не боись, сам поведу. Но если не поднимешь «газон», я тебя закопаю. Мы его пробовали вытащить трактором, трос оборвался.

«И никто не узнает, где могилка твоя», – срываясь на фальцет, дурашливо пропел Борзухин и коротко хохотнул. Он, конечно, шутил, но как-то натужно, будто перебарывал себя, в его голосе сквозила не только горечь, но и плохо скрытая угроза.

МАЗ остановился, пшикнув тормозами. Возле машины столпились перепуганные солдатики в ватниках, перепачканные глиной и до того жалкие, что сердце у Семена екнуло. Двое с ручными фонариками. Одного из них Борзухин с ходу замысловато обругал, подкрепив брань пинком под ягодицы, а второго ухватил за шкирку и поволок впереди себя.

Котлован, на краю которого они оказались, напоминал воронку от нехилого

снаряда, на глазок глубина превышала семь метров. Груженый кирпичом самосвал, вероятно, слишком близко подъехал к обрыву и скатился вниз. Хорошо, что не перевернулся. Сапожникова поразило, что кузов так и не разгрузили. Сколько может поднять МАЗ, он не знал, но почему-то уверился, что пятьдесят третий «газон» без груза крану по плечу. Сержант на просьбу Семена отреагировал своеобразно:

– Умный, да? – вознегодовал он. – Вот и разгружай. А мы поглядим.

Семен спустился в котлован и начал демонстративно выбрасывать кирпичи поштучно. Его трясло от негодования. «Хорош выкобениваться!», – остановил его сержант. Сверху, как муравьи, налезли солдаты, скоро и сноровисто опустошили кузов самосвала. Сапожников задумался, как поднимать грузовик. С рычагами крана он, допустим, разберется, не велика важность. Но ведь из кабины не видно, что происходит на дне котлована. Нужны помощники, имеющие представление, что такое «майна» и «вира». Мысль о том, что он может кого-нибудь раздавить, мелькнула ласточкой, и легковесно испарилась. Семен лихорадочно вспоминал: вылет стрелы и допустимый вес груза. Выходило, что под задние выносные опоры нужны шпалы или железобетонные плиты. Когда Сапожников сказал об этом сержанту, тот взбеленился: