Он поинтересовался моим творчеством. Я рассказал о своей «Истории тасманского модернизма» и о премии муниципалитета Уонгаратты за лучший рассказ. На некоторое время он умолк, и это молчание высветило полную ничтожность моей биографии.
И больше ничего? – в конце концов спросил он.
Еще у меня есть роман, сказал я. Почти законченный. Осталось только устранить некоторые шероховатости.
Я пролистал «Мертвые приливы». Удачное заглавие.
«Тихие течения», поправил я. «История тас…»
М-м-м, не дал мне договорить Джин Пейли. Неплохо. Заглавие – очень важный элемент. А мемуары по заказу написать сумеете?
Установилось молчание, которое все длилось и длилось.
Как по-вашему? – спросил через некоторое время Джин Пейли; тут Сьюзи вопросительно указала на телефон, а я, раскрыв рот, сделал изумленное лицо и жестом изобразил скоропись. Чтобы вы понимали: при условии найма ко мне на работу вам придется следовать нашим указаниям. Моим. Редакторским. И так далее. Если мы скажем здесь вычеркнуть, а там подправить, то будьте любезны соответствовать.
О редактуре я не имел ни малейшего представления. В «Хоппи-хед пресс» работали добросовестные, если не сказать педантичные корректоры. Дальше этого дело не шло. Помимо всего прочего, мне стало не по себе: я же пока не дал согласия и как раз собирался с духом, чтобы по мере возможности дать отпор Джину Пейли, то есть с легкой небрежностью маститого писателя сообщить о своей немалой востребованности. С отказом тянуть не стоило, поскольку Джин Пейли уже разглагольствовал о том, что моя работа в тесном контакте с Хайдлем потребует переезда в Мельбурн, а кроме того…
Я пока не сказал «да», вырвалось у меня.
А разве вы сказали «нет»? – уточнил Джин Пейли.
Нет.
Вот и славно, заявил Джин Пейли. После представления отредактированной рукописи вы получите десять тысяч долларов. Без отчислений с тиража. Без авторских прав. Десять тысяч баксов чистыми. Не скрою, придется попотеть. Но деньги хорошие.
Десять? – Я изумился, поскольку в свое время не очень-то поверил Хайдлю, но, как ни странно, своим тоном выразил не то уступку, не то согласие.
Именно так.
Накладные расходы, выговорил я, слабо представляя, с какой целью. У меня не было опыта переговоров, но интуиция подсказывала, что сейчас надо бы нажать. Пребывание в Мельбурне, жилье, транспорт, обеды и…
Сумма?
Простите?
Какая сумма вас устроит?
Этот вопрос застал меня врасплох. Ездить по городу я собирался исключительно на трамвае, покупать на обед кусок пирога или, к примеру, ролл с овощами и пару чашек кофе, а то и одну. Ночевать готовился у Салли, старинного друга нашей семьи, который в дни моих приездов на материк всегда проявлял радушие, – вот, пожалуй, и все. Я быстро прикинул в уме, что проживу долларов на девять в сутки.
Одиннадцать пятьдесят, заявил я вслух. Но…
Фраза повисла в воздухе. Даже в 1992 году одиннадцать с половиной долларов составляли пустяковую сумму. Сейчас, похоже, был не самый подходящий момент для отказа. Но я, оборвав себя на полуслове, почувствовал кое-что непредвиденное, некое нарушение скрытого равновесия сил, и утратил ведущие позиции в обсуждении.
Одиннадцать долларов пятьдесят центов? – донесся до меня голос Джина Пейли..
Да. Я стушевался.
М-м-м, протянул Джин Пейли.
До меня дошло, что предметом торга стало не денежное содержание, а нечто основополагающее: мое писательское достоинство. Но в подтверждение факта (вероятно, сомнительного) своей принадлежности к литературному цеху я выдвинул смехотворное требование компенсации расходов на пироги. Моя дилемма усугублялась тем, что Джин Пейли, кажется, все же склонялся к признанию меня писателем.