Теперь интерес в ее глазах, пожалуй, уже не походил на внимание юной натуралистки к редкому растению.

– Я свой – никому не даю, – сказала она, и я отчетливо понял, что это не конец фразы. – Но… у меня есть запасная батарея. Если подойдет, можешь, так и быть, взять пока… – и она опять наклонилась к пакету.

Через минуту мой многострадальный компьютер, вынужденно пролежавший без дела все последние дни, сладко защелкал, загружая операционную систему. Теперь осталось сделать последний эффектный шаг. Я повернул экран так, чтобы она его видела, и, запустив программу для набора текстов, крупными буквами напечатал: «СТЕЛЛА». Пальцы привычно забегали по вздрагивающей на ухабах клавиатуре: «…Сумка опять предательски соскользнула с плеча, и мне пришлось остановиться».

Микроавтобус взял очередной «тещин язык», и Стелла привалилась к моему плечу. Я прекрасно видел, что ее манипуляции с собственным ноутбуком – сплошной камуфляж, потому что все внимание приковано ко мне, вернее к экрану, на котором я пишу рассказ о ней. Между тем по мере нашего продвижения в сторону симферопольской трассы маршрутка еще несколько раз остановилась, и новые пассажиры теперь стояли в проходе. Особенно часто поглядывал на нас неопределенного возраста мужчинка, стоящий недалеко от меня с небольшим рюкзачком у ног и сложенным спиннингом в руке. Судя по рюкзаку и торчащему оттуда самодельному сачку – местный житель. Его любопытные глазки, ненадежно прикрытые старомодными темными очками, периодически пробегали по нашему сиденью и опять возвращались к пейзажу за окном. А там, за приспущенным стеклом, мелькали пляжные морские бухточки и почти безлюдные в это досезонье прибрежные поселки. Рыбачье, Малореченка, Солнечногорск…

– Я извиняюсь, – неожиданно кашлянул мужик со спиннингом и повернулся к нам, продолжая держаться рукой за поручень, – а вот ваши эти штуки сколько стоят?

Стелла ответила что-то невразумительное, и в тот же миг меня осенила уже вторая подряд гениальная мысль! Сейчас мы одержим решительную победу по всем направлениям в неожиданной игре, которой оказалось наше знакомство. Я сглотнул слюну и постарался восстановить чуть позабытые за последние месяцы интонации:

– How are you, Stella? I remember, you had relatives in the United States…

Получилось довольно громко, и спиннингист от иностранной речи чуть не уронил свои очки вместе с удочкой. Зато Стелла отреагировала именно так, как я ожидал! Сначала она порозовела, потом чуть побледнела, затем румянец вернулся опять, а выразительные зрачки начали пульсировать, меняя размер от двух крохотных горошин до бездонных темных виноградинок.

– А ты… вы… – о, меня начинают уважать. – Откуда… И про Америку…

Я стойко держал паузу, купаясь в сладкой пене безоговорочного триумфа.

– А вы, случайно… Ну, может, вы… из КГБ…

– Нет, я не из КГБ и даже не из ЦРУ. Я просто из 81-й школы. Помнишь такую? Хотя все последние годы я жил далековато и от нее, и от тебя – в Штатах, в Чикаго.

Возникла пауза, заполненная только шуршанием шин.

– Ладно, – произнесла она со все той же необычной интонацией, – я тебя, кажется, помню. Ты в школе по комсомольской линии шуршал. А откуда ты знаешь про родственников?

О-о! Значит, сцену приема в комсомол она призабыла, а вот английский – смотри-ка – слегка различает!

– А ты в комсомол все-таки попала? Или так и осталась пионеркой?

– Подожди… – смотреть, как она напрягается, было одно удовольствие. – Да… вы же тогда на вашем сборище меня завернули…

– Ясное дело: ты бы еще бикини надела! – я придал голосу дурашливо-строгие официальные нотки. – Я знал, что вы не сможете забыть столь важный день вашей жизни! Мы неуклонно стояли на страже высоких моральных устоев нашего передового строя.