Антонио Фериа, потирая небритый подбородок, налил себе стаканчик узетты. Ярость в нем боролась с апатией.

– Все очень просто, – проворчал он. – Пойдешь вот с ним, – он указал беспалой правой рукой на Гарольда, – на праздник к сеньору Лувейну. Он будет подавать цыпленка терияки вместо Джовио – тот в деревне недавно, сеньор Лувейн не знает его, – а ты, как обычно, лепешки на сале. Понятно?

– Он тоже у нас будет жить, в деревне? – спросила Миранда, с интересом глядя на Гарольда.

– Нет. Он охотник, приехал издалека.

– На кого же он охотится?

Антонио страдальчески отвел взгляд, налил себе еще и сказал:

– На патрона. Лувейна.

– Отец! Ты хочешь предать сеньора Лувейна, который сделал столько добра и нам, и всей деревне?

Антонио пробурчал что-то и пошаркал ногами по земляному полу. Он уже износил несколько пар башмаков типа «свиная ножка», купленных задешево на рынке в Санта-Каталине, шаркая в них по двору.

– Разве у меня есть выбор? – вопросил он. – У него карта предателя, а ты знаешь, что полагается за отказ кого-то предать, когда тебе такую показывают.

– Да, похоже, выбора у нас нет, – согласилась Миранда. – Но как мы через охрану его проведем?

– Он предъявит удостоверение Джовио.

– Так в Джовио росту всего пять футов!

– Значит, он сгорбится. А ты повиляй охранникам бедрами – ты знаешь, как это делается, мне соседи рассказывали. Покажи ему заодно, как шаркать ногами.

– Ладно, пошли, – сказала Миранда Гарольду. – Посмотрим, что можно сделать.

– Ну, я пошел, – сказал Гарольд Альбани.

– Помнишь план виллы? В поезде мы не успели как следует его изучить – там все дрались из-за сэндвичей и дурацкий заклинатель змей притащился.

– Ничего, я помню. Ты правда думаешь, что это сработает?

– Конечно. Он ничего не заподозрит, пока ты не продырявишь его. Помнишь, как активировать костюм хамелеона? Револьвер у тебя заряжен?

– Само собой. Ты где будешь?

– Вернусь в таверну. Попью кофе и погрызу ногти, пока ты не доложишься.

– Или пока кто-то другой не придет с докладом.

– Не говори так, не к добру это. Счастливо тебе. Ни пуха ни пера, как охотники в старину говорили.

Миранда взяла Гарольда за руку.

– Идем уже, – сказала она – на удивление женственно, хоть и резко.

– Нет. Согнись пониже и ногами вози что есть мочи.

Репетиция проходила в спальне Миранды, маленькой хижине ровно в двадцати ярдах от ее отчего дома. Такое расстояние предписывалось всем деревенским невестам, кроме особо религиозных. Крестьянскую походку Гарольд за один вечер освоить, конечно, не мог; в цугской школе одним поклонам отводился целый семестр. Слава богу еще, что ему не надо учить тонкости, зависящие от социального статуса: вряд ли им поздним вечером кто-то встретится. Пьяные охранники в двубортных полосатых пиджаках тоже авось ничего не заметят – им бы только сигареты смолить да к девкам цепляться.

– Так лучше? – спросил Гарольд, скрючившись в три погибели.

– Похоже на футбольного вратаря.

– А так?

– Теперь ты вылитый медведь, подпертый рогатиной: убьешь каждого, кто к тебе сунется.

Гарольд выпрямился, потягиваясь.

– Спину посадишь с вашими крестьянскими штучками.

Миранду помимо воли восхищали его мужественные стати. Каприести дель дну, да и только – есть такое старинное выражение. До чего же хорош. Задержав на нем взгляд чуть дольше, она отвернулась, а он – надо же – вдруг подошел совсем близко. Запах мужского пота, смешиваясь с ароматами жасмина и бугенвиллеи во мраке тропической ночи, будоражил кровь.

– Когда нам на банкет-то идти? – спросил он после головокружительной паузы.

Электрические искры в ее глазах посылали ему вызов, не поддающийся разгадке и не требующий ответа, сигнал древний и двусмысленный, как сама жизнь.