Йорд поднялся из-за стола и двинулся в сторону выхода, мимоходом положив на свой стол мелкую монету – оплату за ужин – и прибрав в наплечную сумку остатки жареной рыбы. Когда Айк почти покинул трактир, Шакнир окликнул его:

– Постой! Скажи, зачем это тебе?

– Ты моожешь послужить нашему народу. Пока я не знаю, как и когда. Но этот вариант очень воозможен.

Закончив фразу, йорд вышел столь стремительно, что следующие вопросы застыли на губах убийцы, так и не произнесённые. Шакнир наскоро доел ужин в компании любопытствующих и недоумённых взглядов других посетителей и поднялся в комнату.

Присутствие постороннего Шакнир почуял сразу. Положил ладонь на рукоять кинжала и осторожно приоткрыл дверь, в любой миг ожидая нападения.

На красивом резном стуле, возле открытого окна, сидел Азат и раскуривал трубку. Шакнир покосился на незваного гостя, убрал руку от кинжала, молча присел на кровать и принялся стягивать с себя сапоги.

– И даже ничего не спросишь у меня? – маг удивлённо поднял бровь.

– Раз ты пришёл, значит, говорить надо тебе. Вот и говори. А я, с твоего позволения, начинаю приготовления ко сну, старик, – хладнокровно ответил убийца.

– Опять ты так меня называешь? – поморщился Азат.

– Вырвалось.

– Твоему спокойствию можно позавидовать… Мертвец.

– Имеешь привычку подслушивать?

– Нет. Я знал это. Как и многое другое о твоей жизни.

– Давно следишь? – Шакнир оставался невозмутим.

– Достаточно. Помнишь Малки?

Шакнир, не сняв до конца штаны, застыл. Имя одного из своих учителей он, конечно, запомнил на всю жизнь. Убийца на секунду прикрыл глаза, восстанавливая в голове штрихи и детали.

…

Шакнир стоял на узком скальном выступе, возвышавшемся над морем, шипящим и терзающем скалы внизу. В руках у него был боевой посох, украшенный сверху металлическим набалдашником. Напротив Шакнира, голый по пояс, расположился коренастый мужичок с точно таким же оружием в широких руках. Тело его было испещрено шрамами и следами ожогов, и это было неудивительно – Малки пережил плен одной из самых жестоких семей Горных. Ходили слухи, что он даже не раскололся, хотя почему его пытали и что именно желали узнать, никто достоверно не знал.

– Запомни! Вокруг нет ничего, – даже воющий ветер не мог заглушить зычный голос Малки. – Есть только мы. Ты и я. Если ты будешь думать о том, как долго падать вниз, ты упадёшь. Если ты будешь обращать внимание на ветер, вырывающий воздух из твоих лёгких, то собьёшь дыхание и проиграешь. Если ты забудешь, где ты, если края этого утёса для тебя станут всего лишь линиями, которые начерчены в нашем тренировочном зале, ты победишь. Поехали!

Не дожидаясь реакции Шакнира, учитель двинулся вперёд. Посох в его руках описывал причудливые круги и зигзаги, металлический набалдашник сверкал, подобно молнии. Шакнир стоял спокойно и даже, казалось, расслабленно, однако, когда край посоха вдруг полетел в колено ученика, стараясь смять и сокрушить, Шакнир резко подпрыгнул, одновременно, ещё в воздухе, делая круговой замах. Второй конец посоха Малки отбил удар, и закрутилась схватка – она, хоть и была учебной, вполне могла закончиться смертью одного из них. Такое завершение по правилам клана было нежелательным, но вполне допустимым.

И Малки, и Шакнир двигались чрезвычайно быстро, посохи сталкивались и отскакивали друг от друга, дерево трещало, металл звенел. Спустя минуту противники остановились в паре шагов друг от друга, чтобы перевести дух. Малки, насмешливо взглянув на ученика, вынес свой вердикт:

– Очень достойно. Но ты почти не следишь за спиной, Шакнир. Никогда не забывай, что кто-то может появиться сзади – вот как сейчас, например.