Тогда как историк Л. Г. Истягин уверен, что противоречия Германии и России, особенно экономические, не были так остры, и они не были антагонистическими – скорее их раздула пропаганда, особенно российская. Переговорами можно было добиться «вполне удовлетворительного результата», и «практически, по существу, никаких оснований не было воевать».

Этот автор полагает, что Первую мировую войну вызвали национальные и революционные движения, а вовсе не империалистический колониальный передел мира. Национальные движения породили национализм, социалисты помогли своей пропагандой создавать «образ врага». Это и привело к войне. Революция 1905–1907 гг. ослабила и парализовала Россию на несколько лет, затруднив подготовку к мировой войне, что спровоцировало Германию.

А, например, исследователи С. И. Валянский и Д. В. Калюжный считают, что главную роль в развязывании этой войны сыграли Соединенные Штаты. Они пишут:

«Есть масса данных для предположения, что роль США в развязывании войны была решающей. Американский капитал исподволь прилагал усилия для организации столкновения европейских держав, с тем, чтобы гигантски усилившись за счет военно-промышленных поставок воюющим сторонам, в нужный момент предстать перед ослабевшими конкурентами в качестве “главного распорядителя” в решении международных вопросов».

Важно отметить, что Первой мировой войне предшествовала целая серия локальных вооруженных конфликтов, в которых будущие главные действующие лица «всемирной бойни» напрямую не участвовали, но незримо или же вполне явно стояли за кулисами разворачивавшихся событий. Прежде всего речь идет о Балканских войнах 1912–1913 годов. Эти сравнительно короткие и относительно малокровные конфликты (в сочетании с сопутствовавшими им дипломатическими комбинациями) создали в больших европейских столицах иллюзию игры в войну – в войну, которая разворачивалась где-то очень далеко и которая никак не касалась «гламурного мирка» европейской элиты.

До определенного момента так и было. У правящих верхушек государств Антанты (Великобритания, Франция и Россия) и Центральных держав (Германия, Австро-Венгрия и их союзники) развивалась «убежденность в том, что ситуация находится под полным контролем и миру ничего серьезного не угрожает».

Параллельно шло психологическое привыкание к войне, которую «все больше и больше воспринимали как некое приложение к большой политике, в которую играют гроссмейстеры своего дела, как что-то вроде заводной игрушки, которую можно включить, а потом выключить».

Кстати, о психологии.

Ряд историков ставят вопрос о «субъективных факторах» и об «элементах случайности», приведших к войне. Некоторые авторы воспринимают Первую мировую войну как трагическую случайность. Например, в учебнике А. С. Медякова по истории международных отношений эта позиция сформулирована так:

«Несмотря на противостояние блоков, гонку вооружений, националистическое общественное мнение, мировая война не являлась закономерным и неизбежным следствием этих обстоятельств».

Историк П. Г. Виноградов был уверен, что «экономическое соперничество само по себе недостаточно, чтобы оправдать ужасную войну».

Рассуждая о причинах войны, он отмечал, что «необходимо принять в расчет не только материальные, но и психологические факторы».

К психологии стран – участниц Первой мировой войны обращался и историк М. М. Ковалевский. Он писал:

«На расстоянии же четырех месяцев со времени открытия военных действий становится все более очевидным, что война создана тем психологическим состоянием, какое вызвано было, с одной стороны, более сорока лет поддерживаемым во Франции желанием воссоединить отнятые у нее провинции, с другой – вековым стремлением России к открытому морю и участию в мировой торговле, наконец, с третьей – опасением Англии, что Германия вырывает из ее рук господство над морями и, побеждая ее в сфере промышленности и торговли, грозит захватить в близком будущем не только часть английских колоний, но и главнейших рынков, не исключая и тех, которые лежат в самой Англии».