– Пораньше не получится, «мамочка». У Лёши какой-то невероятный сюрприз.

– Береги себя и возьми с собой телефон.

– Я без телефона. Дед и отследить может. Так что телефончик будет лежать у тебя. Звук выключу. И не бери, если звонить будут.

Лиза убрала крылья, и всё-таки накинула на обнажённые плечи вязаный кардиган.

Подруги осторожно спустились на первый этаж. Дом казался пустым. В нём застыло время тринадцать лет тому назад. Можно было бы сказать, что здесь никто не живёт, если бы во дворе не лаяла собака, в прихожей не чистили обувь, а в гостиной громко не отсчитывали время каминные часы. Девушки, никого не встретив, прошли на кухню и вышли на задний двор. От дома через сад вела тропка к лесу и дальней калитке.

Тяжёлые капли весеннего дождя уже падали на землю. Тучи неизбежно наступали, затягивая посмевшую появиться на небе ослепительную синь, которая бывает только весной. Вдали слышались раскаты грома. Скоро ненастье дойдёт и до этого места.

– Я с тобой до калитки. Если кого встретим, скажу, что решили прогуляться.

Раздался гром, и подруги от неожиданности вздрогнули.

– Благо, «хорошая» погода, – улыбнулась Лиза.

– Нет ничего лучше прогулок под дождём, – согласилась Людмила.

Они чуть ли не бегом добрались до задней калитки. Людмила выпустила подругу, и теперь ей нужно было вернуться в свою спальню тем же путём.

Но стоило ей войти в дом, как на кухне она столкнулась с отцом. Князь Чернышёв внимательно посмотрел на дочь:

– Люда, вы выходили?

– Нет, – сердце княжны бешено колотилось.

Он ещё и мысли прочитает, с него станется. Сам учит как этично и правильно, а дочь контролирует.

– Разве?

– Да. То есть не совсем, – ничего не приходило в голову. Что бы сказать такого отцу, чтобы он ещё и поверил, – я одна выходила…загнать Алмаза…

– Алмаз уже сам попросился в дом. Я его впустил.

– Тогда я к Лизе пойду, – Людмила виновато улыбнулась.

Отец чувствует неправду за версту. Если он всё узнает – будет скандал. А ещё хуже, если его хватит сердечный приступ. Любой скандал можно пережить, а вот сердце, которое отказывается исправно служить, пережить сложнее.

– Иди, дочка. Когда приезжает Лиза, у тебя есть повод для радости. Тогда и я могу позволить себе улыбнуться.

Правильно было бы поцеловать отца, но она слишком хорошо знала, как работает их дар. Никаких лишних телесных контактов ей сейчас совершенно не нужно. Людмила постаралась улыбнуться отцу менее виновато, а он сделал шаг к ней навстречу.

Положение спас Алмаз, ввалившийся на кухню. Требовательным лаем пёс напомнил, что хозяин его совсем забросил и давно, вот уже как пару часов, не давал лакомства. Отец всегда кормил своих собак сам, не доверял никому.

– Да, разбойник, сейчас будем есть, – мужчина потрепал собаку по загривку.

Людмила, не переставая улыбаться, кивнула отцу и выскочила в прихожую. Княжна почти взлетела по лестнице на второй этаж, когда голос матери сшиб улыбку с лица и пригвоздил к полу.

– Кто так носится? Что ты радуешься? Чему?

– Простите, Софья Фёдоровна.

– Собака опять в доме? Я слышала лай.

– Гроза. Отец пустил Алмаза в дом.

– Лай, грохот, ржание. Ты слышала, как смеётся твоя подруга? Если можно вообще назвать это смехом. Я не соглашалась на жизнь в зверинце.

– Мы будем тише.

– Надеюсь на это. На дождь у меня ужасно болит голова, ты хоть помнишь об этом?

– Мы больше не будем шуметь, Софья Фёдоровна.

Хорошо хоть мать мысли не читает. Кажется, что её вообще интересует только то, что так или иначе связано с ней самой. Однако в сложившихся обстоятельствах это не так уж и плохо.

Людмила закрыла за собой дверь и оглядела пустую спальню. Эта комната – её мир, защита и спасение.