В этом доме она как нигде могла ощущать сопричастность с историей, практически вариться в котле исторических событий, что имели место быть именно здесь. О каком прикосновении к истории могла бы быть речь при переезде в обычную сталинку или, того хлеще, хрущёвку! Нет, именно эти высокие парные окна в жилой комнате, витражи на лестнице и памятные таблички на внешних стенах, почерневшие от времени и сырости, и создавали то самоощущение, которого Ольга так желала. А чего стоит одна возможность пить по вечерам горячий имбирный чай, сидя на подоконнике и лицезрея – пусть краешек, но всё же – кадуцей Трисмегиста на шпиле торгового дома! Всё это было чересчур прекрасно, чтобы упускать такую возможность.

Именно поэтому спустя пару дней Ольга уверенно набирала номер телефона отца, которому предстояла роль её кредитора в жилищном вопросе. Родители давно были в разводе, отец фактически не принимал никакого участия в её жизни, и потому она знала, что он не вправе отказать ей в просьбе одолжить денег на покупку – благо, финансовое положение отца этому способствовало.

В этот раз отец долго не поднимал трубку. Ольга не слишком встревожилась по этому поводу, хоть и понимала, что его отказ от участия в сделке будет означать её невозможность и серьёзно осложнит ей жизнь. Где-то в глубине души она знала, что всё получится и квартира будет принадлежать ей, и потому не давала переживаниям захлестнуть её. Хотя в сухом остатке причины для нервного напряжения у неё были: более чем странное поведение хозяина квартиры в момент просмотра, чрезмерно добродушный риэлтор, и вот теперь к ним прибавилось молчание отца.

С третьего звонка он всё же взял трубку. Голос у него был хриплый, речь медленная и прерывистая, и весь он производил впечатление человека помятого, несвежего и не готового к разговору.

– Пап, я проверила документы по квартире, с ними всё в порядке. В сети отыскала необходимый перечень, получила доступ во все базы, собрала подборку – и готова выходить на сделку. Задолженности по коммунальным платежам по квартире нет, никто в ней не прописан уже пару лет и даже временно не зарегистрирован, а лицензия клиники, где этот Максим брал справку у психиатра и нарколога, является действующей еще лет пять.

Отец зычно зевнул в трубку, после чего вальяжно ответил:

– Ну что ж, дочь, раз ты уверена в сделанном выборе, то назначай дату сделки.

Ольга помолчала, потом не выдержала и выдала скопившееся в подсознании сомнение:

– Меня лишь смущает поведение хозяина квартиры во время просмотра. Такое ощущение, что он был сильно напуган кем-то или чем-то, ты не заметил?

– Откровенно говоря, мне показалось, что он наркоман. Но раз психиатр с наркологом дали ему справку, значит, документально он вменяем, дееспособен и потому сделка по продаже квартиры будет считаться состоявшейся. Поэтому нас его ментальные проблемы беспокоить не должны.

Ольга помялась, размышляя, стоит ли продолжать этот разговор, но потом снова не выдержала:

– Я не согласна с тобой, он не был похож на наркомана. Скорее, он чрезвычайно жаждет продать эту квартиру и оттого ужасно нервничает. Как думаешь, может, у него случился конфликт с соседом по лестничной клетке?

Отец явно не разделял тревог Ольги, либо не желал рассуждать о них.

– Ольгуш, я думаю, тебе стоит задать самой себе вопрос, насколько лично тебе важна причина поведения Максима? При условии, что документы ты сама проверила и уверена, что с ними все в порядке.

Ольга задумалась. Отец всегда решал проблемы подобным образом, прежде всего, задавая себе вопрос, касается ли это лично его, или всё же нет. В её ситуации ответ был не столь однозначен, но тем не мене она успокоилась и ответила: