– Психи! – покачал я головой. – Глупость какая! А писали, что они за природу, свободу, гармонию и всякую красоту!

– Ну да, так и есть, – небрежно сказал Рене. – Понимаешь, из всех разумных только люди могут жить без смысла в жизни. Не, они, конечно, много о нём рассуждают, некоторые даже делают вид, что ищут его, но в большинстве легко без него обходятся. Эльфам же прям непременно подавай смысл. Сокровища самый доступный смысл, так сказать, для широкого круга эльфов, а гармония и красота для узкого.

Он грустно вздохнул.

– Хотя тоже понты, конечно, – любой эльф за монету удавится.

Лес плавно светлел, превратился в парк. Приехали на небольшую площадку, экипаж остановился. Мы с Рене вышли, возница указал на башенку с часами.

– Полпервого, значит, жду вас до полвторого бесплатно, дальше за каждые пять минут задержки медная монета.

– Ладно, – сказал Рене.

Моё внимание привлёк красочный плакат.

«Будьте, пожалуйста, любезны!

Не орать. Не ругаться. Не мусорить.

Штраф 10 серебряных монет».

– Сурово тут у них, – заметил я.

– Это они для туристов, – пояснил Рене. – Видишь, написано по-человечески?

Я расстроился.

– А у них, взаправду, свой язык?

– Взаправду, – кивнул Рене. – Но это уже почти неважно. Все эльфы знают человеческий язык, по-своему они говорят только между собой.

Он спросил:

– Пообедаем?

– Да мне бы сначала порешать личные вопросы, – смутился я. – На полный желудок как-то не хочется.

– Всё равно тебе нужно подкрепиться. Пойдём-ка.

Со стоянки экипажей мы пошли по живописной улочке каких-то сказочно игрушечных одно- и двухэтажных домиков под островерхими черепичными крышами. Свернули на другую улочку и попали в типичный обжорный квартал.

Посреди неспешно прогуливались эльфы и редкие люди, а по краям на железных печках с ножками уличные торговцы варили и жарили разную снедь. Рене целенаправленно двинулся к невысокому пожилому эльфу в цветастом халате.

– В твоём случае самое то, – сказал он.

Эльф в глубоких сковородках жарил кузнечиков фри.

– Свежие? – строго спросил я.

– Ещё живые, – заверил продавец высоким голосом. – Оцепенели только.

Я сказал:

– И почём?

– Медная монета кулёк, – пропищал торговец.

Я уточнил:

– А сколько за сотню?

– Э… – задумался эльф, почесав острое ухо. – Три монеты.

– Давай на все, – я протянул ему серебряную монету. – Раздели на два кулька.

– Я не буду, – поспешно сказал Рене.

– Это не тебе, – успокоил я друга.

– Сейчас-сейчас, – приговаривал торговец.

Он стряхнул жареных кузнечиков со сковороди в кулёк и принялся доливать масло. Потом запустил руку в корзину, вынул горсть кузнечиков, они слабо шевелили усикам, и собрался бросать на сковородку.

– Постой-ка, – насторожился я. – Ты их живьём жаришь, что ли?

– А как ещё? – не понял эльф.

– Ну, не знаю, головы бы им отрезал, – пожал я плечами.

– Каждому? – вкрадчиво переспросил этот изувер.

Я решил прекратить спор:

– Сыпь в кульки так, живых.

Он удивлённо на меня посмотрел, пожал плечами, свернул два больших кулька и принялся насыпать насекомых.

– Насть, – позвал я мысленно. – Помнишь, обещала за уровень съесть сто тараканов?

– Помню, – проворчала она. – Думала, что ты забыл.

– Я б и забыл, если б ты не хамила, – пояснил я спокойно.

Она материализовалась рядом со мной в человеческом образе. Торговец повернулся к нам и дико вытаращил на Настеньку глаза. Я взял у него кульки, один отдал демону. Протянул эльфу монету.

– Спасибо.

– Пожалуйста, приходите ещё, – пролепетал он.

– Кхе-кхе, – прокашлялся Рене.

– Вот только ты не начинай, – попросил я.

Он рукой поставил на место челюсть и кивнул. Настя, конечно, производила впечатление. Платье в горошек на стройной фигурке, туфельки на шпильках. Белые волосы до плеч, на сильно загорелом милом личике горят ярко синие глаза. Ну и я тоже ничего: чёрные брюки, ремень с серебряной пряжкой, на ремне кошель. Чёрная рубашка в тонкую белую полоску, на шее черная бабочка в белый горох, чёрная коса, серёжка, лук за спиной.