– Мертвые писатели, – заявил Вергилий
– Те, о которых я тебе рассказывал, – напомнил кот, – за что бы они ни брались, они ничего не могут оживить, все остается каменным и мертвым в их руках. И как бы они не правили свои творения, те становятся только хуже, еще мертвее, хотя дальше некуда. Бедняги, они напрягались, они старались, их издавали, иногда большими тиражами – ничего не помогло, мертвое невозможно оживить, да и не нужно.
Я взглянула на Вергилия, чтобы он как-то опроверг заявления кота, но он только махнул рукой. Значит, так это и есть.
Тишина и уныние царили в этом кругу, и я попросила спутников двигаться дальше.
– Не хочешь с ними поговорить? – стал допытываться кот.
– Нет, мне хочется выше и чего-нибудь живого….
– Да уж, все грозы, все ураганы, все ливни достают до этого круга, природа словно бы оживить их хочет, но ничего не получается, мертвое остается мертвым, жалкое это зрелище. И правда, пошли дальше, а то и сами помрем тут и навсегда останемся.
Вергилий странно заволновался, когда мы шагнули на второе небо. Я не смогла бы угадать, если бы и захотела, кто же обитал там.
– Мертвые поэты, – обреченно произнес кот.
– А почему они отдельно?
– Сами отделились. Надеялись, что они смогут больше, крылья расправили, взлетели немного выше, создали свое общество мертвых, но все-таки Вдохновенных и окрыленных. Только получилось еще хуже, представляешь, когда Поэты, да непризнанные, да мертвые, собираются вместе – тихий ужас.
Они бродили где-то, спорили кто и у кого и что украл.
Милая девушка с каштановыми волосами дико ругалась с черной дамой, и уверяла, что это ее стихотворение, она ничего не собиралась отдавать, а та другая то ярилась, то дико хохотала, обвиняя весь мир в том, что они разорвали на куски все ее творения, которые еще миг и ожили бы, но теперь они только лоскутки, из которых не смастерить ничего стоящего.
Девица упала в обморок, вокруг нее собрались другие поэты – она была по крайней мере хороша. Черная Дама побрела куда-то прочь.
– Медуза Горгона, а говорят, Персей ее убил.
Заторопился и Вергилий, ему больше не хотелось оставаться среди мертвых поэтов. Ужасающее это было зрелище, и насколько прекрасны и крылаты живые поэты, настолько ужасны и несносны мертвые.
Но мы отправились дальше, желая узнать, кто же и что же там, на третьем небе и выше. На третьем небе было живее и прекраснее – здесь расположились писатели, которые были скорее живы, чем мертвы. Оживились и небеса, и мы тоже окрылились на третьем небе. Жизнь, она творит чудеса всегда и везде. Они приветливо пошли к нам навстречу.
– А вот здесь уже живой дух, – заявил кот.
– Здесь ремесленники, для которых литература – это прилагательное, они пишут свои воспоминания и исповеди. Они как могут, отражают этот мир, и наверное, их книги нужны всем нам, только особой роли они не играют, особой ценности не представляют, хотя читают их больше, чем все остальные, люди страшно любят исповеди и воспоминания, там ведь себя можно сравнить с другими и убедиться, что было лучше, – распалялся кот, ему очень хотелось поговорить, вырвавшись из мертвой зоны.
Странные дамы, отрешенные палачи и жертвы, чиновники и актеры стояли со всех сторон, и оставалось только припомнить кто они такие, и в чем их заслуги перед этим миром, что может быть в их воспоминаниях.
– Дальше будет лучше, – заявил Баюн и потащил своих спутников на четвертое небо.
Здесь было оживленно – играла музыка, какие-то люди спорили друг с другом.
– Иногда ремесленники становятся Мастерами, – говорил Вергилий, оглядываясь по сторонам, тогда литература и творчество делается для них уже не прилагательным, а существительным… Она живая, она растет и цветет, она существует вместе со своими творцами.