Палыч долго рассматривал фотографию, поворачивал ее и так, и этак… Потом вернул ее Глебу:

– Нет, этого мальца я ни возле Додика, ни вообще никогда не видел. Я ведь почему клиентов Додика запоминаю? Еду из Москвы – они садятся в Малинской или на какой другой станции. Я их еще там, на станции, и потом в электричке хорошо рассмотрю. И потом, когда они шастают возле машины Додика, издали узнаю по одежде. Додик обычно подъезжает в-о-он туда, на пустырь, там и торгует.

С досады, что ниточка оборвалась, Глеб не сдержался:

– Что же вы, видели, как торгуют наркотиками чуть ли не в открытую, и не сообщили в полицию?!

– Да вы что?! – вытаращился на него ветеран и поднял руку, явно намереваясь то ли повертеть пальцем у виска, то ли постучать его костяшкой себе по лбу. – Разве можно торговать наркотиками у всех на виду без ведома полиции?! Не ожидал от вас такого лицемерия! А я-то с вами разоткровенничался!

Смущенно извинившись за проявленную бестактность, Глеб поблагодарил все еще обиженно качающего головой Палыча за помощь следствию и пожелал ему на прощание, чтобы в дальнейшем он получал от своей политически активной деятельности не только синяки и шишки, но в связи с продолжающимся ростом цены на нефть социально озабоченное государство дарило ему еще и пироги и пышки.

Расставшись с Палычем, Глеб поехал на городской рынок, где по приметам, указанным кумушками на лавке и Анютой, быстро отыскал киоск, принадлежавший бизнес-леди Подосинкиной-Артюнянц. За обширным прилавком, заваленным привлекательным импортным ширпотребом, на фоне интерьера из заморско-черкизонских платьев, блузок, кофт и прочего в том же роде, стояла полноватая, но еще миловидная дама лет за сорок, крашенная в брюнетку. Однако предательские светлые пряди в ее прическе, уже частично утратившие благородный вороной цвет, выдавали ее изначальную русоголовость. В глубине магазинчика копошился, разбирая какие-то тюки и коробки, худощавый лысоватый мужчина в очках с интеллигентным выражением лица. По-видимому, это и был ее супруг, бывший инженер – замначцеха обанкротившегося текстильного комбината Федотов, теперь служащий у жены на посылках и подхвате.

– Госпожа Подосинкина? – вежливо осведомился Глеб и предъявил свое удостоверение. Бизнесвуменши – народ ушлый, в семи водах разными мылами тертый, их никакими ухищрениями не проведешь, так что лучше сразу действовать напрямую и с прозрачным намеком на стоящие за визитером силовые структуры, способные причинить большие неприятности.

– Извините, – возразила русобрюнетка, – я не Подосинкина, а Артюнянц Ирина Степановна. Надеюсь, что фамилия Артюнянц вам кое о чем говорит?

– Ну разумеется! – уважительно согласился Глеб. – Но неужели вы имеете какое-то отношение к самому… – и Панов поднял глаза на проплывающее высоко-высоко в небесах кучерявое облако.

– Что значит «какое-то отношение»? – обиделась бизнес-леди, – Я родственница господина Артюнянца, Юрия Борисовича, видного бизнесмена, общественного и государственного деятеля и щедрого благотворителя.

Глеб заметил, что стоявшая за соседним прилавком продавщица при этих словах высокомерной соседки ехидно усмехнулась и покрутила пальцем у виска. Понятно, почему начальник ГОВД до сих пор не в курсе, что в его городе живет родственница Артюнянца, понял Глеб. Просто в это родство никто не верит, все считают заявления Дуниной мамы пустым хвастовством и фанфаронством.

– Но я, собственно, не к вам, – продолжал со всей возможной почтительностью Глеб. – Хотелось бы увидеть вашу дочь Дуню. Заезжал к вам домой, но ее там не застал. Где она? Вы, наверное, знаете, что убит ее знакомый – Никита Никандров. Проводится расследование дерзкого преступления, и мне необходимо выяснить у Дуни кое-какие обстоятельства этого дела.