Главными целями просмотра на рубеже XIX–XX вв. были: политический сыск, борьба со шпионажем, получение конфиденциальной информации из сферы высших слоев общества, включая придворную знать, депутатов Государственной Думы, высших сановников. Именно в соответствии с этими целями и отбирались на просмотр письма. Безусловно, это была трудная работа, и недаром она очень хорошо оплачивалась из секретных статей бюджета России.

До 1902 г. секретные чиновники сами занимались отбором писем, подлежавших перлюстрации. Но расширение масштабов работы потребовало привлечения новых кадров, с которых бралась подписка о неразглашении государственной тайны.

В связи с усилением контрразведывательных функций полиции нередко и жандармские управления, охранные отделения «грешили» просмотром корреспонденции.

Согласно секретной инструкции, запрещалось вскрывать письма двух человек – министра внутренних дел и Государя Императора. В литературе описаны случаи перлюстрации писем Великого князя Николая Михайловича, а также дяди Николая II Великого князя Николая Николаевича, командовавшего в то время Кавказским фронтом. Имеются сведения, что Государь Император поручал перлюстрировать письма родного брата Михаила, находящегося за границей.

Вся перлюстрация подразделялась на «алфавит» и «служебную выборку». «Алфавит» означал список лиц, чья корреспонденция подлежала обязательному просмотру. «Алфавит» составлялся в основном министром внутренних дел и Особым департаментом полиции. По стране он, в разные годы, насчитывал от 300 до 1000 фамилий.[64]

При случайном отборе обращалось внимание на объем письма, почерк, адрес корреспондента и отправителя.

В рассматриваемый период политический сыск, выходит на первый план, в связи с ростом революционных организаций в России. Письма революционеров выявлялись двумя путями: «по наблюдению» и «по подозрению». В первом случае сортировщики руководствовались уже вышеназванными «алфавитами» департамента полиции с именами и адресами. В примечаниях к ним указывалось, что делать с письмами: особо строгое наблюдение, точные копии, фотографии, представление в подлиннике и т. д. Письма «по подозрению» отбирались по адресам, подчеркиванием отдельных слов, назначением для передачи по почерку.

Квалификация цензоров была настолько высока, что по почерку они могли определить: пол, социальное положение, возраст и даже с определенной долей вероятности профессию респондента. Возможно, совокупность этих эмпирических знаний и легла в основу будущей науки распознавания по почерку – графологии.

По словам одного из сотрудников «черного кабинета» С. Майского, проработавшего там десять лет, цензоры обладали своеобразным нюхом в определении принадлежности письма по наружному виду и почерку. Они были убеждены, что, несмотря на отпечаток своеобразия личности, в каждом из почерков существует профессиональное сходство: у аристократов почерк нервно крупный, остроконечный, в «готическом» стиле; у бюрократии – круглый, уверенный, резкий; у литераторов – неразборчивый, скорописный; у генералов – бисерный, четкий; у коммерсантов – каллиграфический, вычурный; у банкиров и врачей – небрежный, безалаберный…[65]

Каждый день «в черных кабинетах» вскрывалось от 100 до 500 писем на почтамтах Варшавы, Киева, Москвы, Одессы, Харькова, Тифлиса и от 2000 до 3000 писем – в Петербурге. Поступившую корреспонденцию необходимо было вскрыть, прочитать, при необходимости сделать выписки, сфотографировать, проявить скрытый «химический» текст, затем аккуратно заклеить и вернуть конверт на почтамт.