Он в сильном волнении кусал свои губы. Раньше в подобном положении можно было обратиться к мудрейшим. Они непременно научили бы, как выйти из этого лабиринта. Но кому доверить свои печали сейчас, когда старые мудрейшие погибли, а новые появиться ещё не успели?

Он понял наконец-то, как тяжело без друга. Почувствовал вдруг отвращение ко всем обычаям родного племени, что ставили вождя не во главе людской колонны, а как бы сбоку. Он и питался ведь отдельно от других, уединившись в дурацком шалаше. И, самым первым оттанцевав на празднике, он оставлял веселье, чтобы вновь уединиться. И так всю жизнь: после охоты, после сбора корневищ, после тяжелой работы по обновлению жилищ, – всегда один.

Неужели никто из предыдущих вождей не осознал такой нелепости – быть всегда среди людей, пользоваться их почетом и уважением, и в то же время страдать от одиночества. Даже с любимой женщиной вождь не разговаривал. Так было принято. И никто за всю историю племени ни разу не покусился на этот до боли противоестественный обычай…

По траве скользнула чья-то тень. Тело Вождя напряглось раньше, чем он понял, что сюда кто-то идет. А когда увидел освещённую луной фигуру человека, его сердце забилось чаще. А к горлу от нахлынувшего вдруг волнения подкатил комок. Раньше люди подходили к нему только для того, чтобы сообщить неприятную новость. Что несет с собой этот человек?

Затаив дыхание, он ждал…

…Человек остановился в двух шагах от него – так близко к Вождю никто не смел приближаться. И Вождь разглядел его лицо. То был Орло, единственный сын Лагны, собирательницы ядовитых трав, из яда которых получалась отличная парализующая мазь. Помазав ею наконечник стрелы, можно было усыпить животное, не убивая, и целыми днями таскать за собой, не опасаясь, что мясо протухнет.

Орло был молодым тихим парнем, по-видимому, ещё не знавшим женщины. Трудно было и предположить, что он однажды глубокой ночью сможет подойти хотя бы к шалашу Вождя, не говоря уж о самом хозяине заветного жилища. От удивления Вождь расслабился, раскрепостил мускулатуру и вполоборота стоял на месте, ни о чем не спрашивая сына Лагны, хотя поблизости не видел больше никого.

Орло тоже молчал и не двигался. Луна хорошо освещала его лицо, к тому же, привыкнув к темноте, глаза Вождя улавливали любое малейшее движение на лице остановившегося рядом соплеменника. Парень сильно волновался. Ему было трудно начать беседу. Но он все-таки заговорил – тихим, почти могильным голосом.

– Вождь мой, – Орло постоянно озирался по сторонам, явно боясь, что кто-то их подслушивает. – Вождь мой. Я хочу, чтобы ты не презирал меня за молодость и слабость, но выслушал бы всё, как будто говорит с тобой не глупый Орло, а… человек, которому ты доверяешь.

Последние слова мальчишки вызвали усмешку на губах Вождя: за всю свою сознательную жизнь он так ни разу и не встретил человека, которому мог бы довериться полностью. Юноша заметил эту горькую усмешку, однако не остановился.

– Ведь ты понимаешь, как мне трудно говорить с тобой наедине. Я даже не могу представить, что до меня кто-то вот так запросто подходил к тебе даже днем и не отвечал на твои вопросы, а самовольно рассказывал тебе о чем-то. Я долго мучился, кружа по ночам у твоего жилища. И когда вдруг увидел моего вождя вне шалаша, то понял, что его мучает тот же вопрос. Если нас кто-нибудь услышит, мне конец, – он ещё раз затравленно оглянулся и втянул голову в плечи.

Вождь взглядом ночного охотника заметил неподалеку укрытие из двух валунов – один гигантский камень как бы лежал на другом, основанием упираясь в стену обрывистого берега, выше которого начиналась сельва – густая трава вокруг камней могла надежно спрятать двух человек от самых зорких глаз.