Никогда среди них не задерживалось столько тревоги и смутного страха перед будущим, которое теперь отчетливо не представлялось. А Вождь, по ночам размышляя над этим вопросом, невольно представлял себе осиротевшие, залитые дождями хижины, прижившихся в них змей и слизняков, разбросанные всюду… обглоданные черепа и кости…

Он вздрагивал в страхе, обливаясь холодным потом, и гнал подальше от себя дурные мысли. А чтобы легче было от них избавиться, вождь принимался усиленно раздумывать над вариантами спасения…

Иногда он пытался успокоить себя верой в то, что все пройдет само собой – пора тяжелых испытаний закончится, как непременно прекращаются любые бедствия, и племя снова обретет надежду на возрождение.

«Женщины. Главное – беречь молодых женщин. Им восстанавливать племя», – к такому выводу он неоднократно приходил после мучительных и долгих размышлений. И под утро обычно сладкий сон одолевал Вождя.

Но однажды в его сознание закралась новая тревога.

Жизнь с каждым днем на берегу становится все тяжелее. Скоро наступит сезон дождей. За ними непременно начнутся ураганы и наводнения – необоримые волны покатятся на берег, где теснятся хижины.

Он отлично знал: добыть в такую непогоду пищу – невозможно. А развести костры – надежды совсем мало. Но главное – поставленные на новом месте хижины ему казались не очень крепкими.

Он был уверен, что сильные порывы ветра они не выдержат. Ведь когда племя жило среди могучей сельвы, бури-ураганы, бушевавшие над островом два раза в год по двадцать смен захода и восхода солнца, людям были нестрашны: стена деревьев и кустов надежно укрывала поляну, что приютила на себе десятки шалашей и хижин. Ливни были также не опасны, потому что лагерь располагался на некотором возвышении, и лишняя вода всегда сбегала к океану, как раз на место, где после катастрофы закрепились сбежавшие от гнева демона одноплеменники Вождя.

«Вот также и наши соседи попали в ловушку, – подумал как-то он. – После одного из сражений они ушли на побережье, и однажды ночью вода, что накопилась во внутренних озерах, вдруг вышла из берегов и хлынула с холма на побережье. В то же время начался прилив. Бедняги спали и не слышали, как страшная смерть подбирается к ним. Их уносило в океан вместе с хижинами, и они ничего не смогли сделать ради своего спасения».

«Переселяться, надо непременно переселяться, – решил Вождь. – Переселиться – значит спастись. Но куда нам переселяться?».

В эту ночь он так и не смог заснуть. Выйдя из шалаша, Вождь в задумчивости потоптался вокруг своего жилища и, сложив руки на груди, потихоньку направился в сторону сельвы, темневшей в сиянии полной луны зловещёй стеной.

«Сельва, могучая сельва. Только там мы будем в безопасности от разбушевавшихся духов ветра и воды. Под защитой сплетенных лиан не страшно, – вертелось в его голове, – там можно раздобыть пищу в любую непогодь, спрятаться от ветра и воды, разжечь костры даже во время сильного ливня. Но разве пойдут люди назад в сельву, из которой вырвались совсем недавно будто из костра? Какая сила могла бы их заставить вернуться в логово проклятого пришельца? Они всегда были готовы идти за мной. И шли…».

Внимательно прислушавшись к звону цикад, вызвавшему почему-то глубоко в душе Вождя тревогу, он вернулся к размышлениям:

«Теперь же люди не пойдут за мной. Они уже выполняют мои приказы с недовольными лицами, будто их кусает ядовитая пиявка грюмза. А если я скажу, что нам пора возвращаться на дедовские места, откуда мы совсем недавно в страхе убежали? Не вспыхнет ли у них желание досрочно поменять вождя?».