У нас на бригадном дворе, тоже стояла предназначенная мне линейка. Бригадный кузнец даже все четыре шины на ней перетянул к весне. Но лошади персональной я пока не выбрал. Хотя в нашей компании часто говорили о том, как кто балует своих лошадей. Кто чем их угощает. Поскольку работы прибавилось, пришло время и мне осваивать этот вид транспорта. Во время очередного застолья у агронома, спросил у зоотехника:

– Марк Григорович, я ещё со школы привык к резвым лошадям. И мне совсем не нравится как агроном и начальник отряда постоянно стегают своих кляч, когда хотят заставить перейти с шага не рысь. А я хочу свою, когда нужно и в галоп пустить, если спешить буду. Давайте подберём мне такую лощадь, чтобы я только показал ей хворостину, а она уже неслась вскачь!

Настя перебила:

– Зачем тебе Марк Григорович? Ты же сам можешь скомандовать, и наш конюх предоставит тебе любую.

– У нас в бригаде нет путёвых. То тощие, какие-то. То если упитанный, так такой мерин неповоротливый, что об него не одну дубину придётся измочалить, чтобы он рысью затрусил.

Зоотехник с задором воскликнул:

– Могу предложить такого резвого коня, от которого, ещё не запрягая откажешься!

– Почему это откажусь?

– Самый резвый в колхозе, да и во всём районе – наш племенной жеребец. Он чистокровной орловской породы, и даже до трёх лет тренировался для участия в гонках. Но он настолько дикий и свирепый, что его не то, что запрягать, а даже из конюшни выводить конюхи боятся.

Оказалось, что не прошедшего какой-то отбор для участия в гонках, этого жеребца, совершенно случайно удалось купить нашему колхозу на племя, чтобы улучшить качество потомства, не слишком резвых колхозных лошадей. Но жеребец оказался такого крутого нрава, что от его зубов и копыт успели пострадать многие. И выводят его теперь только для случки. Чтобы просто вывести жеребца из конюшни приходится прибегать к всяческим ухищрениям. Его даже взять за недоуздок удаётся, если он сам, по какой-то причине высунет голову, за калитку стойла. Тогда один его удерживает, а другой быстро одевает уздечку, взнуздывает, и прицепив за обе стороны уздечки по вожже, вдвоём выводят жеребца из конюшни. Но и в таком сопровождении, он застоявшись в помещении, закусив удила, начинает носиться по двору, волоча за собой обоих конюхов, со всех сил упирающихся ногами в землю.

Выслушав рассказ зоотехника, я уверенно заявил:

– Вот такой конь мне и нужен.

Андрей Семёнович, предостерёг:

– Не глупи! Он разобьёт тебя насмерть в первые же минуты. Да его ни разу и не пробовали даже запрягать за эти два года в колхозе. В упряжке, он только на коннозаводском ипподроме бегал.

– Ничего страшного. Чтобы обломать ему характер запрягу вначале в воз, в котором тонну песка загрузим, а потом по ведру песка выкидывать будем, пока не приучим в линейке ездить, – предложил я цыганский вариант обучения норовистых лошадей.

Неожиданно меня поддержал и зоотехник:

– Молодец, что предложил. Завтра же дам распоряжение передать жеребца, из центральной фермы в твою бригаду. В том, что сумеете приучить его к езде в упряжке, я конечно очень сомневаюсь. Но зато избавите меня от постоянных жалоб и причитаний фермовских конюхов. Они спят и видят избавиться от этого чёрта.

Договорились, что на следующий день я к десяти часам приду на ферму к Полине Ивановне с накладной на передачу жеребца, а её конюхи отведут его в конюшню нашей бригады. К десяти и Марк Григорович приехал на ферму. Жеребца долго не выводили, а когда вывели он резво понёсся в сторону кобылы зоотехника, подумав наверно, что её привели на случку. Жеребец оказался грязным и не ухоженным, но его шикарная грива, необыкновенная серая, в яблоках масть, резвость и неукротимый норов завораживали.