Гульнара. Не знаю. Но ведь он…

Иван. Нет, дядя Аскар не должен уехать. Город покинут только…

Жамал. Ты еще здесь?! Иван, позволь нам самим разобраться со своими семейными делами.

Иван. (смутившись) Извините. Ну, я пошел. (уходит, покидает комнату и Гульнара, но она переходит в другую комнату. На пороге она оглядывается на Ивана, и они обмениваются взглядами)

Мария. (глядит ему вослед, потом поворачивается к Жамал) Да, наломают они дров. Если только их вовремя не остановить. Ладно, Жамал, я пошла. Тоже буду готовиться к отъезду. Сейчас я твердо решила – мы не останемся. А Иван… в конце концов он уже вполне взрослый. Пусть устраивает свою судьбу сам. Надо еще найти Ларису. Хоть бы она сидела дома. (уходит, Жамал идет провожать)

Жамал. До свидания, Мария. Счастливого вам пути.

Мария. До свидания. И тебе… и вам… может быть, скоро увидимся. А может быть… (махнув рукой, переступает порог и Жамал закрывает за ней дверь)

Жамал. (возвращаясь в комнату) Да, может быть, мы больше не увидимся.

Двор мечети. За забором неподалеку виднеется административное здание, на нем – зеленое знамя ислама. В глубине двора толпятся люди, одетые в мусульманскую одежду. Слышится сдержанный гул голосов. Толпа наблюдает за приготовлениями к суду шариата. Рабочие заняты установкой столба для порки людей. Неподалеку – куча булыжников. Другие рабочие вносят плаху и втыкают в него топор мясника. При виде плахи и топора гул в толпе усиливается.

Голос из толпы. А топор для чего? Неужели будут отрубать головы?

Другой голос. А ты как думал? Кого-то будут пороть, кого – забивать камнями, а кому и голову долой!

Голоса тонут в шуме, потом наступает тишина. Маршируя, подходят солдаты с автоматами, их ведет офицер. Солдаты становятся в шеренгу вдоль одной стороны сцены. А другую сторону занимают боевики Аль Хизб с резиновыми дубинками в руках. На поясе у каждого висит кобура пистолета. Рабочие вносят стол и три стула и ставят их ближе к переднему краю сцены таким образом, чтобы судьи могли видеть то, как будут исполняться назначенные им наказания, и чтобы их лица могли видеть зрители. Выходит кади, идет к столу и садится за центральный стул с высокой спинкой. За ним с папкой в руках идет писарь. Он садится, кладет папку (впоследствии во время отправления суда шариата он будет делать записи) на стол и, достав ручку, делает приготовления к записи. Появляется шейх Абдурахман. Он в чапане и мягких сапогах из тонкой кожи; на голове у него чалма. В руке плетка, которая висит у него на запястье. Иногда он похлопывает ею по голенищам.

Шейх. (обращаясь к толпе, прижимает руку с плеткой к груди) Ассаламу алейкум!

Несколько голосов из толпы, вразнобой. Уа алейкум ассалам!

Шейх. Мусульмане! Братья и сестры! Сегодня знаменательный день. Сейчас состоится первый на нашей земле суд шариата. Мы долго жили в беззаконии, ибо прежние так называемые законы лишь развращали людей. Они были несправедливыми и они оставляли много лазеек для настоящих преступников и в то же время несоразмерно жестоко карали тех, кто по молодости и по глупости допускал незначительные проступки. И это понятно, ведь эти законы в кавычках придумали люди. А закон шариата – это закон Аллаха. Некоторые говорят, что он слишком суров и жесток. Это ложь! Ибо этот закон милосерден. Милосерден и справедлив. Показателен и нагляден. (указывает на кади) Этот человек – кади, судья, который был назначен мною, эмиром нашего маленького государства. Он, в отличие от ваших прежних судей, неподкупен. Можно скрыть от контролирующих органов должностное преступление, но невозможно скрыть ничего от Аллаха. И если кади вынесет несправедливый приговор, то будет держать ответ перед Аллахом. Да, конечно, и те прежние судьи в кавычках будут держать ответ перед Аллахом. Но они об этом не думали, они об этом не знали. Они в это не верили. Итак, бисмилла, начинаем с именем Аллаха.