Показалось, что ничего не произошло, но тут его подхватило и швырнуло в неведомую бездну, закружилась голова, исчезло чувство реального (тот ещё юмор) и он закрыл глаза, чтобы, открыв их через мгновение, увидеть бабочку. Право, на такую бабочку грех не посмотреть, тем более, она никуда не улетала и что ещё чуднее – висела в воздухе, просто висела, расправив крылья, никакой паутины, никакой веточки и никакого движения, энтомолог принялся бы описывать её расцветку, но Констант не энтомолог, а потому определил бабочку как пёструю. Гораздо больше его занимал размер – с него самого – и то, что это не выглядело невероятным, подумаешь, бабочка величиной с человека. Забавно удивляться тому, что не особенно удивляет. Неподвижность насекомого наскучила, и взгляд переместился на что-то совсем большое, оказавшееся деревом (!), среди таких же великанов – мир переменился, из игрушечного он стал громадным, дремучим и первобытным, при этом застывшим, как поддавшимся действию неведомого, но зловредного (отчего-то именно зловредного) заклинания. Замерли птицы, не шелестели листья, передохли мухи (хочется верить), и растерялся ветер – всё готовилось ожить, но не оживало, ожидая тайного освободителя, смеющего противостоять грозной неведомой воле. Сказки. Действительность проще и обыденней (если речь о действительности), и это начинает проявляться.

Живое (речь о живом) обладает своей частотой, ритмом, взаимодействующим с полевой структурой мира, позволяя проводить безошибочную идентификацию объекта, в том числе регулируя и его метаболизм (так, частный случай), при трансформации меняется ритм, меняется метаболизм, а соответственно и представление об окружающих предметах, причём скорость смены ритма – одна частотная модуляция, то есть мгновенно. Констант догадался что, оставаясь с сознанием человека, он постоянно менял тело, тем самым переключая параметры пространственной и временной оценки, это интересный опыт, где изменения корректировались под влиянием некоторой постоянной величины, и эта величина – срок его жизни (!). Разумом он понимал, что эта цифра известна всегда, известна ещё до рождения – встречное время информативно, главное, уметь снимать информацию – и даже идея об изменении первоначального срока (что не редкость) не особенно смущала, время отражает и многовариантность, но теперь он видел теорию в действии и готов поклясться, что не во сне…

Он определил, что первоначально оказался деревом, причём очень древним деревом, каких и быть-то не должно, а если ещё не древним, то со значительным сроком предстоящего существования. Отсюда и видимые масштабы, и невидимые сущности – конечно, птицы, насекомых время растворило, немного посчитав, Констант ещё раз ужаснулся времени, отпущенному этому дереву (для простоты счёта себе он отвёл сто лет). После перехода он стал веткой кроны, имевшей иное время жизни, но, как ни странно, сравнимое с его временем, пугаться здесь или восхищаться (?), немного подумав, он согласился, что ста лет не проживет (ветки ломаются), но и молодым не умрёт – уже неплохо. Настоящее же положение Константа говорило о мимолётности бытия, о такой короткой жизни, что разгадка удалась не сразу, прежде он ещё раз посмотрел на бабочку и убедился, что она ни на микрон не изменила своего положения, подтверждая, что жизнь его меряется на секунды. Крона состоит из листьев, а листья, отрываются и падают, пребывая в этом состоянии лишь на время падения, здесь разная логика, но важно то, что после приземления произойдёт последний переход, фатальный для него. Констант посмотрел на вероятное место посадки и понял: приземление отменяется – его ждёт приводнение, но это не в его власти. Осталось решить главную задачу – как ускорить действительность, не причинив себе вреда, перспектива остаться падающим листом, до конца жизни разглядывая бесполезную бабочку, привлекала мало.