– О Боже, ну зачем ты придумал эти проклятые пуговицы? – вскричал Тобас.

Голова от мощного желания была пустой и звонкой, он еле держался на ногах. Кровь, отхлынув от всего тела, собралась в паху единым пульсирующим комком. Тобас был на грани обморока. Спазмы клещами сдавили горло, он задыхался, как рыба, выброшенная на берег, ждущая спасительной волны.

– Фрида, Фрида, – бессвязно срывалось с губ.

Женщина слабо сопротивляясь, стараясь держать оборону против этого большого неуклюжего парня с глазами ребёнка. Но, увидев его расширенные зрачки, она вдруг с чисто женской интуицией поняла; что Тобас в бешенстве желания или порвёт на ней платье, или умрёт у её ног.

– Подожди, успокойся, – дрогнувшим голосом проговорила Фрида.

Пробежав виртуозным пассажем по пуговицам корсета, она выбила на них тему снятия осады.

Тонкая фигурка в замедленной съёмке кинопроектора, на ходу распуская копну вьющихся волос, поплыла над землёй в поднимающемся от моря тумане. За ней, с нетерпением срывая на ходу одежду, путаясь в собственных руках и ногах и кособоко подпрыгивая, двигался мужчина. Женщина обернулась вполоборота, неуловимым движением перекинула со спины волосы, прикрыв ими обнажённую грудь. И, мягко улыбнувшись, раскрыла объятия для любви. Крепостные стены, тщательно возводимые в течение года, рухнули разбитым Карфагеном. Огромное цунами накрыло их с головой. Низовой бриз, поднявшись вверх, разогнал облака. Ошалевшие от увиденного, звёзды с жадным любопытством изучали анатомию интимных отношений между мужчиной и женщиной на планете Земля. Месяц улыбался во весь перевёрнуто-кривой рот, а море, точным метрономом педантично отсчитывая такты, раскачивало лодку любви. Они долго парили над землёй, поднимаясь вместе с волной к самому пику любви и низвергаясь в бездну нечеловеческой страсти. Она была его первой женщиной, и в её глазах загадочно отражался мерцающий Млечный Путь. Последняя конвульсия, последний предсмертный вдох, и в ночное небо двумя бестелесными белыми чайками взлетел Гимн Любви.

Уставшая лодка задремала на зеркальной поверхности под колыбельную песнь моря. Тобас и Фрида, две незнакомые и радикально противоположные вселенные, слились воедино всеми цепочками ДНК; молекулами, атомами, клетками, хромосомами и, взорвавшись во вселенной, образовали новую планету, которую в течение всей жизни им придётся изучать и осваивать через Боль, Труд, Прощение, Терпение, Ссоры и Примирения, через Ненависть и Любовь до прощального Смертного Вдоха. Он и Она. Мужчина и Женщина. Она пойдёт за ним на край света, а он за неё – на костёр.

Любопытные звёзды, сонно зевая, прикрыли лучами-ресницами тусклые засыпающие глаза. Месяц, отвернувшись от надоевшего за ночь звёздного гарема, прихорашиваясь, ожидал свою утреннюю возлюбленную – прекрасную Венеру, готовую появиться во всей своей красе на троне утреннего небосклона. На горизонте в предрассветной дымке появились нечёткие контуры двух фрегатов. Земля, нежась в полудрёме начинающегося дня, старательно оттягивала пробуждение, а просыпающийся город, подгоняя уползающую ночь, будил море звуками трудового дня.

Фрида очнулась первой.

– Тобас, вставай быстро, корабли, рассвет, община, бежим.

Из всего сумбурного потока слов до ушей спящего Тобаса долетело только последнее: «бежим». И всё, как в киноленте, понеслось в обратном порядке.

– Башмаки, юбка, корсет, – командовала Фрида.

Тобас лихорадочно выуживал со дна лодки требуемые вещи, одновременно натягивая на себя штаны и рубаху. Короткий приказ: «Бежим», и большой мужчина инстинктивно подчинился маленькой женщине, вернее, её природной вековой мудрости по спасению рода человеческого. Они, сцепив руки, бежали по обратному маршруту: Порт, Ратуша, Собор, Богадельня, церковь Святого Духа. Настежь распахнутое окно больницы. Сильные мужские руки, с нежностью опустившие её на подоконник. Торопливый поцелуй. Закрытое окно. Постель. Всё. Выдох.