– Вы своей утренней пробежкой разбудили половину Деревни, – с нескрываемым недовольством он глядел в глаза Шаку.

– Тебе что трусы во сне намочило, что ты вредный такой? – риторически интересовался Шак.

– Ты зачем пришел, Комар? – учтиво спросил Каро, не выражая и тени недовольства присутствием Сергея.

Комаров недовольно поморщился.

– Мила хотела тебя видеть. Просила зайти.

– Ей было плохо сегодня? – уточнил Каро, немного прищурившись.

– Достаточно того, что я на посылках.

Комар прожужжал себе что-то под нос и, фыркнув, развернулся в обратную сторону.

– Не понимаю, как ты сохраняешь спокойствие при этой швали.

– Слабых нужно жалеть, а не злиться.

Деревенские собирались в группы и некоторые уже приступили к разминке. До общих занятий оставалось меньше тридцати минут. Каро распрощался с Шакирдом. Людмила была его хорошей подругой, несмотря на то, что она была вдвое старше его. И, несмотря на свой крутой нрав, она сдружилась с Каро, и изредка просила его о помощи. Шакирд проводил взглядом своего учителя-мучителя и, завидев в толпе Аню, поспешил к ней. Она направлялась в оранжерею, стоявшей на противоположной стороне площади. Несмотря на то, что Анна была ближайшей подругой Надежды, с Шаком она общалась крайне редко. Это всегда происходило нечаянно и на общих собраниях, когда Таш собирал близкий круг. Каро однажды уличил их в том, что они избегают прямого столкновения друг с другом. Его проницательность была легендарной. Шакирд и Аня старались не пересекаться друг с другом в его присутствии. Его влияние было слишком довлеющим.

– Здравствуй, Ань, – огромная масса человека приблизилась к испугавшемуся зверьку.

– Ох, какой ты, – от неожиданности выдала Анна.

Вид взмокшего и измятого тренировками Шакирда действовал отталкивающе.

Ее темные волосы неровными прядями касались плеч. Аня не любила уделять им много внимания, стараясь быть менее заметной для охраны, подсматривающей за всеми. Лучше быть неряшливой, чем желанной для похотливых малообразованных самцов, говорила она Наде не раз. Она заправила волосы за правое ухо, которое было деформировано сильным ороговением побелевшей кожи.

– Ой, привет. Прости, я не ожидала, почему-то, тебя здесь увидеть, – она обернулась на группу людей, готовящихся к занятиям.

– Я попросил Каро позаниматься со мной из-за увеличенной дозы активаторов…

– Их нужно сжигать, – Анна старалась подавить волнение в голосе. – Надя рассказывала о твоей агрессии.

Сказав это, она немного поморщилась, посчитав, что ляпнула лишнее.

– Да уж, – потирая шею, выдал Шак. – Как ты справляешься?

– С ускорителями? – уточнила Аня, говоря еще тише.

Шакирд кивнул.

– Тяжко. Очень тяжко быть безразличной ко всему. И я не о притворстве говорю. Если тебя что-то бесит и хочется послать кого-то, или наоборот, когда хочешь обнять или просто улыбнуться, то нет ничего проще, чем притвориться что тебе этого не хочется. Но ведь внутри-то все работает иначе. Понимаешь? Это как твоя агрессия. Важно ее скрывать, но важнее ее не ощущать. А чтобы ее не ощущать, нужно быть аморфным. И если дать слабину, то зеленые светлячки на стенах тут же загораются.

– Тренировки с Каро помогают?

– Мы занимаемся не так как вы, – она сделала попытку улыбнуться. – Амбала я из себя не строю. Каро как универсальный ключ к нам всем. Если тебе надо выжечь активаторы, – он станет для тебя подушкой для битья.

– Или я для него, – уточнил Шак.

– Или ты. А меня надо замедлять. Порой я даже завидую дурманам или сонным. Им даже не надо уметь быть черепахами. Они и есть черепахи. А меня так и норовит заставить все вокруг двигаться быстрее.