Ну так вот, выпросил как-то Иван у Серёги прокатиться на его «Верховине». Чтоб самому, совсем без никого. До этого Иван уже понемногу катался на мопеде, но под присмотром: или Серёга сзади сидел, подстраховывал, или один, но на лужайке перед домом. На этот раз, поддавшись на уговоры младшего брата, Серёга великодушно разрешил Ивану прокатиться по деревне. Однако с условием: сделать всего один круг, и чтобы не выезжать в центр села, а только по окраинным улицам, где нет машин и заезжих «гаишников».

Как же Иван был счастлив! Выжать ручку сцепления, включить передачу и аккуратненько, добавляя понемногу «газ», – вперёд! И вот она – свобода! Дома́ мимо проносятся, куры, утки, а ты мчишься по улице, поднимая клубы пыли. Сам! Не сидишь в коляске или позади взрослого, обхватив его руками, а сам! Сам газуешь, сам рулишь куда хочешь! Эх!..

В общем, сделал счастливый Иван кружок по деревне и вернулся к дяде Толиному дому. Смотрит – нет Серёги во дворе, наверное, в дом зачем-то зашел. И сразу же мысль в голову: «А не махнуть ли на второй круг? Всё равно ведь никто не видит. Докажи потом, что два раза ездил… Может, просто медленно ехал или останавливался». Повертел Иван головой по сторонам – нет никого. Собрался уже было «газануть», но тут, как назло, из-за угла выскочил на своем мотоцикле с коляской дядя Толя. Подрулил лихо к воротам, заглушил технику, кивнул племяннику:

– Ванька, здорово!

– Здравствуйте, дядя Толя, – отозвался Иван, по‑прежнему сидя на «Верховине».

Дядька распахнул ворота во двор, открыл гараж и, вернувшись к своему мотоциклу, глянул на Ивана:

– Слушай, помоги мотоцикл в гараж затолкать, а?

И вот тут-то Иван замер. «А вдруг Серёга сейчас выйдет? – сжалось у него внутри. – Пока буду дяде Толе помогать мотоцикл заталкивать, он выйдет и заберет мопед». Иван поерзал на сидушке.

– Ну так чего, – дядя Толя взялся одной рукой за руль, другой за ручку на сиденье, – поможешь?

Но страстное желание прокатиться по деревне ещё разок, сделать второй круг, уже захватило Ивана целиком. Он сделал вид, что толком не расслышал дядьку, отвернул голову, буркнул что-то себе под нос, и, дав «газу», поскорее уехал прочь.

Что было дальше, память ему не раскрыла, на этом воспоминание заканчивалось, но вот это вот всё: как радостно гнал он на мопеде, как навалилось искушение сделать без спроса ещё один круг по деревне, как просил его дядя Толя помочь затолкать мотоцикл в гараж, и как постыдно он сбежал – всё это он вспомнил в мельчайших подробностях, словно случилось только вчера. И стало Ивану как-то ужасно стыдно. «Вот же я свинья какая, – говорил он себе, нахмурившись, – свинья натуральная и есть. Как же так-то? Ведь дядя Толя помочь просил, а я… Прокатиться ему видите ли захотелось».

При этом он понимал умом, что казниться за мальчишеский поступок, совершенный сорок лет назад, по меньшей мере, глупо. Плюнуть да растереть – делов-то! Но поди ж разбери как устроена у человека совесть. Как ни гнал он от себя эти мысли, как ни убеждал себя, что дядька, скорее всего, даже и не обиделся на него тогда, а если и обиделся, то давным-давно позабыл – ничего не выходило. Скоблит изнутри, собака, царапает. Днём ещё ничего: закрутишься на работе, пятое-десятое, оно как-то и не помнится, но как в койку вечером ложился, так сразу всё опять вспоминалось, и сон, который вот здесь вот уже был совсем, который уже накатывал приятной волной, испарялся как утренний туман. И крутилось в голове всё это – лето, каникулы, мопед, деревня… И, казалось, что дядька, который по сей день был жив и в меру своего преклонного возраста вполне здоров, помнит о том случае и держит на него, на Ивана обиду. Вот так вот…