Если правительство и власть имущие не поймут, что нужно положить конец нравственному беспределу и беззаконию, то мы потеряем и новые поколения!
«Нужно иметь мировую известность, чтоб не проглотить тухлую котлету!»
Екатерина Асмус: Михаил, как вы считаете, что вообще ждет наши новые поколения?
Михаил Шемякин: Детей нужно спасать. Общество разделилось как никогда. У нас есть супербогатое ворье и очень-очень бедное население. Особенно в глубинке, где народ просто спивается, поглощая любую горючую жидкость без разбору. Например, политуру. Смотреть на них просто жутко! Такое ощущение, что эту нацию кто-то задался целью доистребить, потому что истребляется-то она давно, с семнадцатого года. Недавно я работал над новым балетом в Вильнюсе. Крошечный небогатый город. И когда я спрашиваю там официантов, свежая ли еда, то они даже не понимают, откуда может возникнуть такой вопрос. А в Петербурге я, интересуясь у официанта о том же, зачастую получаю в ответ: «Вот это блюдо мы вам очень не советуем». И говорят они это только потому, что узнали меня, пожалели Шемякина! Нужно иметь мировую известность, чтоб не проглотить тухлую котлету!
«Меня очень заботит судьба моей малой родины – Северного Кавказа!»
Екатерина Асмус: Какую помощь детям оказывает Фонд Шемякина?
Михаил Шемякин: Фонд делает выставки детей-аутистов, детей с психическими отклонениями, изучает их творчество, в этом году устраивали для них настоящее старинное рождество. Но в основном, у нас программы рассчитаны на студентов и молодую профессуру, в том числе моя программа «Воображаемый музей Михаила Шемякина». Кроме того, фонд проводит тематические выставки, например: «Крик в искусстве», «Рука в искусстве». Научные материалы, репродукции, гравюры по нужной тематике привозятся мною из Франции и располагаются на втором этаже, а на первом – работы художников, отбирающиеся на конкурсной основе. Потом выставка перекочевывает в Майкоп, меня очень заботит судьба моей малой родины – Северного Кавказа, где обстановка сейчас очень тревожная. Я стараюсь приглашать к себе во Францию молодых профессоров и художников на стажировку. И в Америке мы делаем ежегодную экспозицию с помощью фонда доктора Либовица. Иногда молодые профессора, особенно приехавшие из российской глубинки, пугают меня абсолютным незнанием многих элементарных вещей, просто какие-то «белые листы бумаги». Они, зачастую, и не слыхали, кто такие Рабле, Верлен, Бодлер. У них нет никакого базового образования! Для того чтобы учить рисовать, человек должен быть всесторонне образованным. В свое время у нас были иные трудности. В библиотеке Академии художеств были определенные книги, которые выдавались только членам компартии, то есть «морально устойчивым» личностям. Они были помечены красным и были запрещены к выдаче обычным студентам, чтобы те не подверглись «тлетворному влиянию запада». Приходилось заводить знакомства с барышнями-библиотекаршами, чтобы иметь возможность пользоваться определенной литературой. Но классическая школа того времени была славна величайшим профессионализмом. Профессора наши были замечательными рисовальщиками, учили правильно держать карандаш, тушевать. И тогда мы действительно были впереди планеты всей. Такой школы нигде на западе не было. А сегодня вымирает старая профессура! А новой не появляется. Да и мало кто хочет идти работать на копеечную зарплату.
«Мне вчера дали свободу —
Что я с ней делать буду?!»
Екатерина Асмус: Может быть, это началось тогда, когда на смену мастерству пришел эпатаж?
Михаил Шемякин: И это тоже. Как, например, отнестись к хулиганской группе «Война», изобразившей член на Литейном мосту. На западе им дали бы небольшой срок за хулиганство. А у нас дают премию за инновации! Глянцевые журналы публикуют изображение этого действа на обложках. Люди ведут дискуссии. Министр культуры подписывает приказ о награждении… И что получается – молодой парень, мальчишка, наблюдает все это и ему захочется прославиться именно таким образом, а никаким другим! И он будет ждать награды за это!