Я оттолкнулся, отполз, в панике, захлёбываясь криками.

Когда я снова посмотрел на колодец – он был пуст. Только лёд. Ни воды. Ни отражения. Ни следов руки.

Только шёпот. Едва слышный, но разборчивый, точно звучащий внутри черепа.

"Ты впустил её.

Она с тобой.

Ты писал её.

Теперь – она пишет тебя."

Я плёлся обратно, как пьяный. Ноги не слушались. Фонарь погас. Его свет не нужен был – я уже видел во тьме. Внутри. Она была во мне. Где-то глубоко – между рёбрами, за сердцем. Я чувствовал, как она меняет меня. Не быстро, нет. Медленно. С любовью. Как редактор, правящий каждую строчку. Строчку моей жизни.

Я не знал, где был. Лес менял форму. Деревья становились ближе, выше. Снег теперь падал вверх, а не вниз. Я больше не шёл, я вспоминал, что шёл. Память стала зыбкой, как вода в колодце.

И тогда я увидел её.

Алина.

Стояла на тропинке, между двух сосен. Вся в белом. Волосы развевались, хотя не было ветра. Глаза смотрели сквозь меня. Лицо… такое родное. Такое далёкое.

– Алексей, – сказала она. – Домой нельзя. Теперь только дальше.

– Ты… ты жива?

– Я написана.

И исчезла.

Я закричал. Не как человек. Не как зверь. Как страница, которую рвут на части.

Снег с неба больше не падал. Он шёл вверх. Словно весь мир начал разворачиваться.

А в руке у меня был новый лист бумаги.

Я не помнил, как он туда попал. Но он был.

И я узнал почерк. Почерк Алины.

"Если ты читаешь это – я ещё рядом.

Но ты должен дойти до станции.

Там будет комната, запертая дверь, и под ней – свет.

Там всё началось.

Там ты сможешь вспомнить, кто ты.

Только не забывай:

Тьма читает вместе с тобой."

Дорога к станции не была дорогой.

Скорее – воспоминанием о ней. Обрывком сна. Как будто кто-то, когда-то, нарисовал её углём на белой простыне, а теперь дождь смыл почти всё, кроме самых чётких изгибов.

Сосны отступили. Лес стал реже. Под ногами вместо снега появился лёд, потрескавшийся, скользкий. Где-то вдали – гул. Ни то ветер, ни то… поезд.

Я не помнил, как давно ушёл из дома. Время тут было другим. Никаким.

Иногда казалось, что всё это – просто затянувшийся сон. Что я сейчас проснусь, рядом будет Алина, окно приоткрыто, воздух холодный – но настоящий. С чайником на плите и запахом сигарет с балкона.

А потом я вспоминал – я не сплю. Это всё наяву. Только наяву, где вещи пишутся, а не происходят.

Станция стояла, как памятник.

Одинокое здание из кирпича, частично облупившегося, с надписью «СОСНОВЫЙ БОР» в старых металлических буквах.

Перрон занесён снегом. Часы остановились на 03:16. Лампочка у двери моргала, но не гасла. Тот самый жёлтый свет, как у глаз старой собаки. Усталый, но живой.

Я подошёл к двери. Она была закрыта. Замок – старый, железный, ржавый. Под дверью – тонкая полоска света.

Точно как в записке.

Я постучал. Ответа не было.

Снег усилился. С неба сыпались не просто хлопья, а тяжёлые белые сгустки, как если бы кто-то сверху рвал вату. Я снова постучал.

– Алина? – голос сорвался, хрипел.

И тут я услышал писк радиостанции. Едва различимый. Как в детстве, когда ловил сигналы дальнобойщиков на старом приёмнике.

– Приём… если ты слышишь…

– Станция 3… код 16…

– Она рядом…

Слова шли вперемешку с шумом. Мешались с голосами. Среди них – один отчётливо выделялся. Женский. И знакомый.

– Алексей, если ты читаешь – я знаю, ты слышишь.

– Всё… здесь не случайно.

– Помни, ты писал про поезд, помни про аварийный вход, про…

Шум. Треск.

Связь оборвалась.

Я обошёл здание. Сзади была дверь – полураскрытая. Вела в старый склад, где пахло соляркой, мокрыми досками и чем-то, чего не должно было быть в этом мире.

Шаг за порог – и я оказался в темноте. Фонарь снова трещал. Не хотел светить. Я шёл вслепую, рукой щупая стены. И вдруг – свет впереди.