Водитель, не назвавшийся, шёл молча. Ни разу не оглянулся. Ни разу не предложил фонарь.
Он держал ровный темп, но не торопился. Роза понимала – он знает дорогу не как маршрут, а как ритуал. Как будто эти сосны каждую ночь проверяют, кто проходит. И кого впускают.
Лес был… странно живым.
Деревья не шумели. Не скрипели. Но от них тянуло теплом. Тихим. Старым. Как от тяжёлого шерстяного одеяла.
Она шла и чувствовала, что кто-то идёт рядом, невидимый. Как будто буквы в тексте раздвинулись, и между ними появилась ещё одна строчка. Непрочитанная.
– А вы… были тут раньше? – вдруг спросила она.
Мужчина остановился.
– Не помню, – сказал он. – Тут никто не помнит. Это одно из условий.
– Условий?
Он только пожал плечами и пошёл дальше.
Дом был… правильным.
Слишком правильным.
Окна одинаковые. Дверь ровная. Номер на табличке выведен тушью, как по трафарету.
Дым из трубы шёл ровно, как будто чертили линейкой. Ни одна доска не скрипела, когда она зашла. Свет внутри горел. В прихожей – чисто. Пахло деревом и бумажной пылью. Как в архиве.
И – как ни странно – немного чернилами.
На столе в гостиной стояла записка.
Аккуратным, мужским почерком:
Роза,
комната на втором этаже, налево.
Еда в шкафу. Печь топится автоматически.
Не открывайте третью дверь справа.
Я приду, когда будет время.
Пожалуйста, не пытайтесь вспомнить, были ли вы здесь раньше. Это помешает книге.
– А.
Роза перечитала записку трижды.
«А.»
Алексей?
Нет, слишком просто.
Она медленно поднялась наверх.
Ступени – мягкие. Старые, но будто подстроенные под её шаг. Не скрипели. Не пугали.
Комната налево была уютной.
Плед. Стол. Письменный. Настольная лампа с зелёным абажуром. Стакан с карандашами. Всё будто из фильма 70-х.
На стене – карта. Без названий. Просто – лес. Озеро. Станция. Колодец. И крошечный пунктир, ведущий от точки «П» к точке «К».
Только эти две буквы.
«П» – платформа.
«К» – колодец?
Она села.
И только теперь поняла, как сильно устала.
Не от дороги.
От ощущения наблюдения.
Как будто кто-то всё это время смотрел, как она читает мир вокруг.
Ночью ей приснилась женщина.
Та стояла у письменного стола.
В профиль. Волосы убраны в тугой пучок, строгий воротник, в руках – лист бумаги.
Она читала. Но – вслух.
Роза слышала каждое слово. Хотя не помнила текста.
А потом женщина медленно повернулась.
И на её лице было… её же лицо.
Роза вздрогнула. Проснулась.
На полу лежал лист бумаги.
Его не было вечером.
На нём – коротко, без подписи:
"Она вернулась. Она просто ещё не помнит."
Глава 3 – Окно, в котором была строка
Утро не пришло.
Скорее – просто сменилась температура. Свет стал холоднее, резче, но не ярче. Окно в комнате напоминало монитор с выключенной подсветкой: видно всё, но ничего не происходит.
Роза сидела за столом с чашкой кофе. Растворимый, мерзкий, горький. Но он был здесь – уже готовым, в стеклянной банке без этикетки, как из чужого детства. С сахаром в мягкой пачке и ложкой с надрезанным краем.
И это раздражало сильнее всего.
Кто-то готовил это для неё.
Не как гостиница. Не как услуга.
А как будто кто-то её знает.
Она потянулась к ручке – и замерла.
Пальцы остановились в воздухе.
На стекле окна, слегка запотевшем от дыхания, были буквы.
Они не были написаны.
Не выцарапаны.
Они просто… были.
"Осторожно с тем, что читаешь вслух."
Роза застыла. Поднялась медленно, как кошка, чьи усы почувствовали ток.
Подошла ближе.
Стерла пар.
Надпись исчезла.
Она присела обратно и замерла, глядя в окно.
На снег.
На лес.
На пустое пространство между.
Внутри росло ощущение, что всё это – не подстроено под неё, а написано о ней, задолго до того, как она вообще появилась в этом доме.