– Лоскуты… Ты рвёшь себя на лоскуты… Он крепко обнял девушку, не отдавая себе отчёта в том, что, вероятно, сжал слишком сильно. – Ты же можешь рассыпаться! Не делай так, пожалуйста, не делай! Я боюсь, что ты вконец порвёшься. Пообещай, что такого не будет! Пообещай мне! Он снова заплакал. На сей раз он страшно боялся больше прежнего, что может потерять девушку, ставшую ему родной сестрой за одну ночь. Два разговора. Семь часов совместного сна. Но души словно дружили не менее пятидесяти лет. На поверхность его сознания всплыл обрывок воспоминания… Он вспомнил, как потерял любимого плюшевого зайца. Ему тогда было не пять и даже не семь лет. На тот момент Жене уже стукнуло 14, и, естественно, каждый, кто считал себя определенно взрослым, включая родную мать, высмеивал это. Но его друзья, самые близкие и верные люди, не смеялись. Они шили для его зайца одежду, помогали, если от старости из зайца выбивалась набивка или если его поела моль. И вот однажды это сокровище просто взяло и пропало. Женя в ту ночь убежал из дома на его поиски, а под утро один из ребят в его кампании нашёл его плывущим на берегу реки. Тогда мальчик обнял Женю, спел ему песню и пожалел его.

– Не плачь, солнышко… Всё на свете проходит. И это пройдёт. Мы найдём твоего зайца, и всё у тебя будет хорошо, – нежным голосом сказал тогда Женин близкий друг.

Тогда Глухарь подумал, что заяц, сшитый из лоскутов, в жестоком мире не продержится, и заплакал ещё больше. Ведь и сейчас он видел ту же самую картину. Всех, кто сделан из лоскутов, мир доводит до того, что они начинают портиться и в конце концов быстро рвутся, а иногда рвут себя сами.

Амелия внимательно выслушала нового младшего брата, внемля голос и понимая, насколько он прав. Всё, что ей оставалось, это осмотреть снова своё шрамированное тело и пообещать братцу. Она подняла правую руку и мизинец на руке в знак честности.

– Я обещаю, Жень, я больше не буду резать себя на лоскуты. – Она продиктовала это медленно, спокойно, глядя в глаза. Уильямс не хотелось врать, и ведь та правда не хотела больше трогать тело острыми предметами. Это было бы нечестно по отношению к уже близким людям.

– «Это ненадолго, он ещё маленький. Ты ему не нужна. Он не полюбит тебя, когда узнает истинное лицо. Ты умрёшь одна, в одиночестве. Невестка тебя не простит. Умри. Умри. Умри. Сети. Освободи. Беги. Умри. Хватит дышать. Таблетки. Стекло. Петля. Нож. Полёт. Лети. Ты птица. Лети». Голоса подняли вой, хотели заставить Амелию поступать так, как поступали бы все одинокие люди, но ведь Уильямс больше не одна. Ей больше незачем слушать голоса, хоть те и кричали громко. Время не тянулось так, как ночью, уже за дверью прозвенел подъём, и Амелия решила, что стоит переодеться.

– Тебе стоит сменить одежду, давай дам свой комбинезон, а то твоя одежда в крови..? – спросила красноволосая, уже роясь в ещё не распакованном багаже с одеждой, выложив комбинезон. Бесстрашная быстро сняла с себя одежду вместе с разорванными чулками и кинула в багаж, стоя в одном нижнем белье. Минуты за две решила, что наденет похожий комбинезон, но из более светлого материала, и сандалии. Затем девушка проверила медальон на шее и выдохнула. Медальон ей дорог, ведь это знак того, что девушки вместе по сей день. Так же, как и кольцо, на которое следом упал взгляд. Женя переоделся, но решил вернуться в комнату за своими вещами, заодно принять душ и взять учебники, пока было время. Уильямс молча проводила парня, заодно решила причесаться, убрать лицевые пряди заколками. Взгляд упал на себя в зеркало.