Именно подданный говорит о своих правах, дарованных ему на том или ином основании. Гражданин будет говорить в первую очередь о справедливости. Права ценны тогда, когда они вытекают из справедливости, и вызывают безразличие, когда не имеют к ней отношения.
Не очень грамотно говорить, что «модернизация» (даже в её первоначальном значении) не совместима с жизнью по обычаям старины. Так, англичане, совершая свою модернизационную революцию, говорили о заветах раннего христианства, об обычаях «Старой Доброй Англии», о нормах Великой Хартии вольностей, принятой в 1210 году. Французы, совершая свою, апеллировали к тому, что они «потомки вольных франков», и к интеллектуальному наследию Античности. Американцы, восставая против английского короля, также опирались на нормы 1215 года, а составляя свою вот уже 200 лет действующую Конституцию, – на Мейфлауэрское соглашение, составленное и подписанное за 150 лет до этого.
Отрицание Традиции во имя Модерна порождает не интеллектуально свободных людей, а безграмотных манкуртов. И Модерн, отбрасывающий связь с породившей его Традицией, вырождается в декаданс Постмодерна и либо разлагается и сгнивает, либо падает под ударами Контрмодерна, если ему на помощь не приходит развивающийся по соседству Сверхмодерн.
С. Ф. Черняховский
Логика и смысл современного либерализма
Совместимы ли православие и либерализм? Напомним прописную истину: либерализм ставит в центр мира человека, тогда как для православных в центре всегда Бог. Любовь к человеку с православной точки зрения означает не снисхождение к его слабостям и грехам, а активную помощь в их преодолении – чтобы это не мешало предстать перед Господом добрым чадом. Вот в чём различие двух мировоззрений. Но различия между ними этим, конечно, не исчерпываются.
Либерализм вчера и сегодня
Сказанного было бы достаточно, если бы мы жили в XVIII веке и читали отца-основателя либеральной идеи Джона Локка с его учением о «естественных правах» (прототип сегодняшних прав человека). Мы также проявили бы неподдельный интерес к сочинению Роберта Мальтуса «Опыт о законе народонаселения», в котором тот рассуждал незатейливым образом: чтобы спасти планету от перенаселения, необходима «естественная убыль» человеческой массы, которая должна происходить в результате эпидемий, войн и конкурентной борьбы за ресурсы.
Концепции тотальной конкуренции породили в XX веке широкий спектр теорий, названных социал-дарвинистскими. Стоит особо отметить, что сам Чарльз Дарвин тут особенно ни при чём, поскольку он применял своё учение только к животному миру. Все эти теории имели общее для либералов всех времён положение: сильнейшие должны выживать за счёт слабейших.
Идея выражалась в разных формах, причудливо видоизменялась. В конце концов, количество отличий перешло в качество. И принцип выживания сильнейшего вышел за рамки первоначального консенсуса, за границы прежней системы. На свет появлялись другие, более жёсткие доктрины, от которых традиционные либералы открещиваются, как от внебрачных детей. А именно: нацистская версия общества («фелькиш-государство» Германии 1930‑х годов) и большевизм, сложившийся в основных чертах в 1920‑е годы.
И в том и в другом случае речь вновь шла о выживании одних за счёт других. Но уже не на уровне индивидуумов, а на уровне классов, наций, народов, сословий, социальных групп.
Не сосчитать, сколько типографской краски было потрачено на то, чтобы отмежевать «доброкачественный» либерализм от его злокачественных последствий. Напрасный труд. Ведь у любого нормального человека возникает вопрос: почему «свободная конкуренция» (то есть борьба за выживание) допустима внутри либерального консенсуса, но такая же свободная конкуренция между нациями, классами или социальными системами дурна и непозволительна? В чём принципиальная разница? Конечно, дискуссии по этому поводу разгорались часто. При этом указания либералов на «допустимые» и «недопустимые» методы «войны всех против всех» мало что объясняли. Когда и кого в классических войнах, внутренних и внешних, останавливали эти условности? Генриха VIII с его политикой «огораживаний»? Британские гильдии, подсадившие на опиум добрую четверть населения Китая? Или англичан, построивших в ходе англо-бурской войны первые в истории концлагеря?