Ты сводила меня с ума,

ты оставила в сердце мету.

Это был лишь сплошной туман,

твой обман, твой коронный метод.

Ветер, этот туман развей,

разгони его хорошенько!

Ты была из семейства змей,

а совсем не Серою Шейкой.

И судьба с каждым днём темней,

корчусь от непонятной боли,

и так пусто в трясине дней!

Обмани меня снова, что ли!

* * *

– До свидания!.. Это осень

говорит губами дождей.

– До свидания!.. Я не очень,

не отпетый ещё злодей.

Я ещё всё плохое брошу,

я тебе совсем не совру,

что звезды алмазную брошку

из созвездья Девы сорву.

Я – легенда о том скелете,

что в шкафу притаиться смог.

Ты прости, обещанья эти

оседают в душе, как смог.

И не праздновать мне победу —

потерял я давно вожжу,

не сдержу я своих обетов,

никогда я их не сдержу.

Не обложен я этой данью —

это лишь подначально снам.

И какое тут до свиданья,

если надо прощаться нам?

И ты, гибкая, словно липка,

только оттиск слепой, клише.

И так муторно, и так хлипко,

и похмельно так на душе.

* * *

Не израсходован заряд

жары, и в сон она сморила.

И снова смуглая заря

всплывает, словно субмарина.

И в этом мире только зной,

не в силах даже петь синица,

и нет надежды ни одной,

что может что-нибудь случиться.

Что неожиданно взревёт

мотор, и ты ворвёшься в лето —

стремительная, как рывок

на финише легкоатлета.

И сядешь на мою кровать,

и всё наполнится тобою.

И мне тогда не сдобровать —

я сразу в плен сдаюсь без боя.

А ты, конечно, не придёшь…

Но обвинять ли надо небо,

что я запутался, как ерш,

попавший в кошельковый невод?

* * *

Щебечут щеглы, как лютни,

но гложет меня обида,

что ты, словно нежный лютик,

красива, но ядовита.

Была непомерной плата,

её ничем не измерить,

и жёлтое это платье —

как будто сигнал измены.

Как будто я сам всё скомкал,

развязка не за горами,

как будто хожу в потёмках

какими-то кругалями.

Мы странные очень люди —

с разгона вступили в старость?

И желтый засохший лютик —

вот всё, что у нас осталось.

* * *

Это такая была закрутка,

было всего так много:

глаз твоих синие незабудки —

что-то от неземного.

Словно к чему-то корабль

причалил и покидают силы.

Словно навечно нас обручали

с небом – таким же синим.

Мы неразрывно, я знаю, слиты,

будто свинец с сурьмою.

Ты мне приснилась, ты – Аэлита,

ты – облака над морем.

Пусть одолеют меня болезни,

пусть будет счастья мало,

только, пожалуйста, не исчезни,

точно мираж обманный.

Где ты? За что мне такая кара?

Чем это всё чревато,

если гореть только вполнакала

лампочкой подслеповатой?

* * *

Я не вижу выпукло то, что я забыл,

это время выпало из моей судьбы

потому, что кружится то, что я сломал,

потому, что лужицей растеклись слова.

За горами голыми колосится рожь…

Не морочь мне голову, что меня ты ждёшь.

Бродит мрак по пажитям, призраки маня…

Вычеркни из памяти, затушуй меня.

Я же этой полночью уж который год

не прошу о помощи

больше никого.

* * *

Не торопись. Пожалуйста, присядь.

Ещё мы вместе и ещё мы живы.

Мы не умеем, не хотим прощать

души своей прекрасные порывы.

Всё, что песком сквозь пальцы утекло,

как песня славки, вырвавшись из клюва,

Оно застыло – хрупкое стекло —

у трубочки волшебной стеклодува.

И я могу в тебя поверить лишь,

когда души порыв еще не замер,

когда ты снова мне в глаза глядишь

какими-то апрельскими глазами.

* * *

Справа – болота да плывуны, мая густой отвар…

Мы бестелесны, как тень луны, зябкие существа.

Шум этой жизни давно утих, в света свернулся сноп,

мы стали призраками своих невоплощённых снов.

Чувствую я дыханье твоё, вижу тот зыбкий свет…

Как мне поверить в небытиё,

если его в нас нет?

* * *

Сладким ядом своим ужаль,

я с тобою – хоть в рай, хоть в ад…

Отчего так по-детски жаль,

что не принял я этот яд?

Почему же я вдруг потух

среди спешки и маеты