– Третье – из некоторых докладов я вычленила кое-какие повторяющиеся описания, разделила их на отдельные группы, чтобы с уверенностью идентифицировать по некоторым внешними признакам и соотнести с достаточно четкими и неизменными координатами, которые – поймав наши помутневшие взгляды, Милена тяжело вздохнула и сказала проще – Не все в леднике меняется! Есть и кое-что неизменное – и оно послужит нашими зацепками. Системный тщательный подход, господа! Вот что поможет сохранить жизнь нашего отважного разведчика. А если к этому добавить одну мою идею, то… Слушай, Охотник… а может ты не станешь тащить с собой запасные портянки и возьмешь кое-что куда полезнее? – выдержав ее откровенно взбудораженный взор, я спокойно кивнул:

– Легко.

– Отлично… тогда пусть кто-нибудь принесет из вездехода мою вторую сумку. Кто-нибудь еще молодой, сильный и даже не…

Вздохнув, я передал тлеющую сигарету Филе и поднялся со скамейки…

На этом ничего не кончилось. Следующие немало часов мы все провели в этой комнате, до хрипоты споря, чертя и стирая маршруты прямо на столе, затачивая и снова исписывая драгоценные карандаши, ставя чернильные кляксы на обрывках бумаги, скуривая сигарету за сигаретой, что-то жуя, чем-то запивая, порой ненадолго отключаясь на ближайшей койке, чтобы внезапно подскочить и сходу влиться в не утихавший спор с таким жаром, будто и не спал еще пару минут назад. Несколько раз пришлось все хорошенько проветривать, запуская в помещение не только ледяной свежий воздух, но и радостно рвущийся к нам шепот далекого Столпа. Но всем было плевать на шепот. Мы продолжали спорить и орудовать уже не только карандашами, но и ножами, кромсая шкуры и прикидывая сколько и чего могущего пойти в дело находится в вездеходах и кладовках. Луковианец радист вышел на связь и на своем языке толковал с ближайшим бункером…

У меня была с собой рация. Но я к ней даже не прикоснулся и все это время она была не просто выключена – из нее был извлечен аккумулятор, сейчас хранящийся у меня в тепле под одеждой. Имелось выбранное нами время для выхода на связь, но еще до первого сеанса я должен был добраться до нужной нам первой точки.

На это у меня ушло больше часа – при плевом расстоянии, если мерить по прямой. Но если взять мой запутанный обходной маршрут, добавить к этому все мои попадания в забитые снегом тупики и осторожный отход назад, то получится довольно внушительная дистанция. Внушительная и утомительная – здесь почти не имелось ровных мест. Все время приходилось либо взбираться по сцепленным между собой обломкам, либо спускаться. Зажатый в руке шест то и дело опускался на очередной снежный пятачок и нередко пробивал верхнюю корку, чтобы с хрустом уйти гораздо глубже. Некоторые снежные валы оказывались внутри пустыми, легко поддаваясь под нажимом сапога. Каждый раз я отдергивал ногу и с помощью зажатого в руке фонарика спешно проверял очередную каверну. Чаще всего находил очередную трещину и отмечал, что она была пуста. Да и под снежными пятачками на глубине больше полуметра начиналась пустота. Такое впечатление, что испещрившие дно ходячего ледника трещины всасывали в себя снег и лед подобно природным пылесосам, хотя по всем законам природы их давно уже должно было забить спрессованной массой до отказа.

Дважды я оказался на грани смерти – и оба раза произошли с интервалом буквально в несколько минут. Сначала прямо передо мной от ледяной стены надо мной с треском оторвался солидный кусок, острым краев вонзившийся в снег в шаге от меня. Я инстинктивно шагнул назад и в сторону, уходя с проверенной дорожки и… уведенная назад нога резко провалилась, а я сам начал заваливаться. Спасла только ловкость и сила мышц, позволившие сохранить равновесия стоя на одной ноге. Удержавшись от упирания шестом в ледяную стену рядом с подлой трещиной, я вытянул ногу и задумчиво глянул на вспоротую штанину. Это поработали ледяные изломы трещины, ничуть не зализанные временем и проходом на дней ледяных гор.