– Хэджин? – Бокхё чуть толкнул меня в плечо, и я развернулась, судорожно хватаясь за грудь. Напугал до чёртиков. – О боги, ты что, испугалась меня? А тебя просто напугать, оказывается.

Энлэй обернулся как раз в тот самый момент, когда друг обнимал меня за талию одной рукой, смеясь и постукивая по плечу второй. Его взгляд не озлобился, нет, просто в нём появилось непонимание. Хотелось вырваться ради приличия из объятий друга, потому что знала – мужчины не любят соперничество, потом буквально «забивают» на девушку, если к ней подкатывает другой молодой человек. Это мы, девушки, можем изойти ядом ревности, быть суками рядом с теми, на кого обращает внимание твойпарень.

Если даже к твоей лучшей подруге даже просто обращается тот парень, который тебе нравится, ты тоже можешь с ней повести себя как незнамо кто. Наговоришь, наплюёшь, можешь растоптать дружбу, которая строилась долго. У меня такого не было никогда. Всё, наверно, из-за того, что у всех моих подруг были парни. Этим парням я была не интересна, да и слава богу. Подруги не ревновали.

А вот Мёнсик был ревнивым. Настолько, что порой от резких слов, которые вылетали из его рта, хотелось спрятаться, укрыться чем-то. С ним были пролиты литры слёз: то приходилось говорить, что доставщик пиццы не мой знакомый, то я решалась банально прятаться от Кима. Он утешал меня в отношениях, но редко. Всегда думал, что прав, хотя правым никогда не являлся. Мама не одобряла его поведения: слишком напыщенный, слишком ревнивый, такой и убить в порыве ярости может. Я спокойно выдохнула, когда сказала ему, что мы расстаёмся, что я не готова к отношениям с таким парнем, как Ким Мёнсик, что из нас не получится счастливой пары, когда один из двоих людей – абьюзер.

Пугало порой, что он писал мне сообщения после разрыва, прося возобновить наши отношения. Я отвечала вежливо, мягко, как могла, парень вроде как всё понимал, но потом писал снова и снова, звонил, и я отвечала, но лишь в те моменты, когда одолевала скука или же я не была занята. Однажды, правда, Мён позвонил тогда, когда рядом был Бокхё, так друг ничего умнее не придумал, чем выхватить у меня из рук телефон и поговорить «по-мужски», ведь я «находилась в отношениях с ним» и никаких хмырей Ким не хотел видеть в моём окружении.

Друг у меня, конечно, тупой, но полезный.

– Оп, а кто это у нас тут с цветочками, а? – Бокхё завёл руку за мою спину, отбирая ромашку. Я была настолько слаба, что просто махнула на него рукой, но парень явно забеспокоился. – Хэджин?

– Что? – буркнула я, всё же отбирая подаренный цветок.

– Как насчёт того, чтобы сходить сейчас поесть? – Ким не понимал, с чем связать мою перемену настроения, потому что я вроде была немного нервной, взбаламошенной, и тут резко превратилась в тихую и задумчивую девочку, до которой сложно достучаться. – Ты то ли голодная, то ли что, я не понимаю.

– Ты платишь. – Я ткнула парня в плечо, будто возвращаясь к прежнему состоянию, и пошла по тому направлению, в котором скрылись Энлэй и директор. – Тогда через пять минут в холле.

Я не слышала ответа парня – его «хорошо», не расшифрованное мною, потонуло в звонке с последнего урока. Я забежала в учительскую, где, мне говорили, и находилась моя сумка, и поклонилась учителю Киму, что заполнял какие-то отчёты. От взгляда учителя корейского языка и литературы у меня поползли мурашки. Казалось, он был не в курсе, почему меня сняли с его предмета, оттого я и подошла к его столу.

Рабочее место учителя было строго организовано: на пятьдесят сантиметров вправо и влево от компьютера не было ничего, что он мог бы ненароком задеть и свалить на пол. Жёлтые стикеры, расклеенные вдоль стенки, сообщали о чём-то важном: на пяти из них было обыкновенное расписание, на нескольких написаны даты совещаний. Кроме фотографии мужчины со своими родителями и старшим братом, не было никаких напоминаний о его личной жизни. Все учителя должны придерживаться этого: минимум личного со всеми, максимум отдачи в работе. И Ким Ынхо, хоть порой и проявлял суровость, был справедливым и полностью отдающимся работе.