Но будет он и даже скоро
На свой красивый новый лад.
Еще о том я думать смею.
Здесь будет и речной вокзал.
И совместит названье Ея
В себе фарватер и канал.
Ил вековой на удобренье
Возьмут поля с речного дна,
А родниковых струй теченье
Вернет глубины все сполна.
В пору жестоких суховеев,
Придя в поля издалека,
Их влагой доброю своею
Напоит досыта река.
По глади водной, словно птицы,
Помчат моторы тут и там —
Или в соседние станицы,
Или к азовским берегам…
Да, будет так. Клянусь веками
Судьбы всех нас, своей судьбой!
А ошибусь… что ж, бросьте камень
Тогда в могильный холмик мой.
Глава вторая
Сидели, говорили…
(Из баек старого Дрючка за век прошедший, XIX-й)
Там чудеса,
там леший бродит…
А. С. Пушкин
С каких времен, никто не помнил,
К забору нашему прилег
Увесистый дубовый комель,
Или, по-местному, дрючок.
Такой не привезти в телеге,
Тем более не приволочь.
Но век второй в привычной неге
Он дремлет здесь и день и ночь.
Сомнений нет, еще задолго
До прибывших сюда людей
Здесь дуб, красавец преогромный,
Стоял одни в округе всей.
Пусть не один, но видно, редки
Деревья эти были тут:
С посадок первой пятилетки
Всего лишь два еще живут.
Под дуб и дернул, видно, вожжи
Мой предок, прибыв в этот край,
Чтоб рядом с дубом встали позже
И двор, и хата, и сарай.
Пусть древу гордому соседство
Такое было не под стать,
Да у деревьев нету средства,
Чтобы о том протестовать.
Лет пять ли, десять дуб крепился,
Потом увял, зачах, засох,
Чтобы с годами превратиться
В бескорый этот вот дрючок.
Принявший от сидячих вальсов
И от дождей шлифовок тьму,
Он костью чудища казался,
Неведомого никому.
По сути ж годы все и числа
Для всех сограждан ближних хат
Дрючок и день и ночь трудился
Как клуб, эстрада и театр.
Все-все людские интересы
На этом лоскутке Земли
Собраньем споров, слухов, песен
Незримо в суть дрючка вошли.
Всё-всё всегда в себе он слышит,
О всём поведать может он,
Да, жаль, того не перепишет
Пока еще магнитофон.
По счастью, в нас века вложили
Шифр генный, чтобы представлять,
Как здесь сидели, говорили
И сто и больше лет назад.
А потому присядем рядом,
Представив тот вечерний час,
Когда уже вернулось стадо
И пыль за стадом улеглась…
Когда окрашенные ало
Почти погасли облака
И монотонно зазвучала
Песнь бесконечная сверчка…
Когда, по счастью, спят лягушки
И попритих собачий лай,
Когда всем детям все подушки
Про сказочный вещают край…
Когда и ветру сладко спится
В уюте тополевых крон —
Так мы проникнем в небылицы
И были дедовских времен.
А их – не счесть: несметны числа!
И было б тысячи ночей
Нам мало, чтобы перечислить
Лишь байки все без мелочей.
У баек же обыкновенно
Непроторим к истокам путь,
К тому ж, рассказчик непременно
Вас силится с него столкнуть:
– Да, точно знаю, это было,
Хотя, конечно, не со мной.
Так тёща куму говорила,
А слышал то брательник мой…
Или: “То слышал деверь свата,
А рассказал покойный тесть,
Узнавший от золовки брата.
Что именно всё так и есть”…
И – никогда: “Со мною лично”…
И – никогда: “Я видел сам”…
Или: “Не верите – отлично!
Айда со мной по тем местам!”
На правду быть во всем похожей —
Вот байки главная печать,
Но чтоб, коль ложь раскрыться может,
Рассказчику не отвечать.
Так вот и я, себя упрятав
За многократный псевдоним,
Надеюсь, этою преградой
Буду от бед от всех храним.
К тому ж, за всё, что здесь не точно,
Вина моя невелика:
Случайно, значит, не нарочно,
От скрытых ветхостей дрючка.
I
Но… помолчим. Послушать надо.
И, кажется, да, в добрый час
Притихли мы: в дрючке сверхвнятный
Стал слышен разговор как раз:
– Кто мы? Господские. Помещик
Нас ищет до сих пор кругом.
Взяв нужные лишь очень вещи,
Бежали мы сюда. Тайком.
Благо, скажу, что мужа взяли
В казаки сразу. Так что я