Сверху горные тропы просматривались довольно далеко, и с моим идеальным зрением было нетрудно заметить одинокую человеческую фигуру. Я довольно долго любовался её приближением, но так и не успел придумать, какую первую фразу сказать после приветствия.

Я легко строил беседу, но затруднялся подбирать, с чего начать. Поэтому не придумал ничего лучше, чем отталкиваться от вчерашнего дня:

– Сегодня ты не застала меня с поличным за хулиганством. Я уже раньше сходил… И, да, сегодня я трезвый…

Эту фразу я оборвал на полуслове, сообразив, что на первом свидании рановато бросаться громкими фразами, такими как «Я пьян исключительно от любви».

– Но почему, всё-таки, в такую рань? – не удержался я от снедавшего меня любопытства. Ты жаворонок? А я-то думал, все айтишники совы, от них же первый есмь аз.

– Мама уезжает на работу в смену на первом автобусе в 6:30 утра, а у меня нет ключей от дома. И я страшно не люблю ждать просто так. Теперь твоя очередь порезаться бритвой Оккама.

– Я тоже считаю, что ждать и догонять хуже всего, но очень часто именно это и делаю.

Мы не стали задерживаться в пещере и пошли, куда глаза глядят. На узких тропинках мог пройти по ширине лишь один человек, и я по традиции пропустил вперёд даму.

Солнце было ещё не очень высоко, и пока мы шли промеж горных склонов, оно то появлялось, то исчезало из нашего поля зрения. Пешие тропы в крымских горах – это семь загибов на версту, поэтому рано или поздно мы повернули на юго-восток. Глядя на попутчицу сзади против солнца, я заметил, что его лучи такого же цвета, как её огненно-рыжие волосы, и кажутся естественным продолжением её шевелюры, колеблемой ветром.

Я никогда не отличался сдержанностью, и сейчас у меня вырвалось непроизвольное:

– Вау!

– Любуешься втихаря, как я выписываю бёдрами восьмёрки? – обернулась она на мой возглас.

Что ж, каждый понимает в меру своей испорченности.

– Восьмёрки? – попытался я сгладить неловкий момент, – да будет тебе известно, как закончившей факультет прикладной математики, что восьмёрка, повёрнутая на «пи» пополам – это знак бесконечности. Значит, ты бесконечно привлекательна.

Цель была достигнута. Она звонко смеялась, характерно запрокинув голову:

– Почему-то все думают, что девушки тренируют такую походку, танцуя самбу. А на самом деле, это всего лишь естественное строение женского скелета.

– Всё равно красиво. Как и всё остальное в тебе.

Я не знал заранее, кто первый осмелится вызвать друг друга на откровенность – она или я.

Когда мы остановились передохнуть и перекусить, она спросила:

– А что тебя зацепило во мне сильнее всего?

Я ответил, не задумываясь:

– То, что такой прелестный цветочек имеет IQ выше роста и умеет программировать на нескольких языках.

– А я думала, ты скажешь про мои рыжие волосы.

– Ты не рыжая, ты золотая.

– Нет, золотая была моя мама до того, как поседела. А я рыжая… бесстыжая.

– А ты во мне хоть что-то положительное выделить можешь?

– Ну, хотя бы то, что ты отличаешь Теда Ньюджента от Рода Арджента. О музыке я могу говорить часами, но никто из парней, что за мной ухлёстывать пытались, не мог поддержать этот разговор…. А ещё твоя восхитительная ямочка на подбородке. Девочки, наверно, от неё в восторге.

– Ты, вообще-то, первая, обратившая на это внимание.

Мы подобрали оставшийся от еды мусор, взялись за руки и пошли дальше за солнцем.

Следующие пять дней были самыми счастливыми в моей жизни. Таких, как они, никогда не было до этого и теперь уже точно никогда не будет после.

После работы я ехал не домой, а петлял сотню километров по горным дорогам, и был у неприметного сельского домика примерно перед закатом.