Тело перелетело через зубцы и рухнуло прямо в толпу, никого не задев.
– Всем отойти! – скомандовал офицер.
Мертвая плоть издала тихий всхлип. Люди разбежались, вопя от ужаса, а на город обрушился дождь из трупов.
– Антонен, они падали с неба. Это был дождь из трупов. Никакому народу Библия не предсказывала такую казнь, худшую из худших.
Хан сидел возле камнеметов, и раб обмахивал его веером.
Около полудня офицер позвал меня осмотреть трупы, сложенные кучей во дворе. С тех пор как наш лекарь погиб во время очередной вражеской атаки, я исполнял его обязанности. “Монахи с этим тоже неплохо справляются”, – заявил офицер и вручил мне ключи от лазарета.
Татары оставили в покое метательные машины, и у меня появилась надежда, что это безумие наконец закончилось, но как только я подошел поближе, снова раздался громкий щелчок, и еще один труп пролетел над крепостными стенами и пробил кровлю какого‐то дома в порту.
Мертвецы были покрыты мелкими красными пятнышками, как будто истыканы иглой. На боках и под мышками вспухли язвы, шеи были раздуты из‐за разросшихся бубонов, на ляжках засохли следы сероватых испражнений.
Офицер прикрыл нос платком. За время осады, ухаживая за ранеными и читая молитвы над усопшими, я привык к трупному смраду, однако эти мертвые татары отличались от других. От них исходил запах болота, запах гниения, зловонного и живого.
– И эта жизнь была ужасна, Антонен. В них жила чума. Ни одно из земных творений не могло быть с ней связано. Она заставляла сомневаться в сотворении мира. Она заставляла сомневаться в Боге.
Я боялся. Не только мучений, коим болезнь могла подвергнуть мое тело, но мукам, которые угрожали моей вере. Ибо эта напасть вступила с ней в схватку. Она пыталась не просто лишить нас жизни. Она выискивала более лакомую добычу и увлеченно охотилась на нее – на наше милосердие, надежду, нашу веру в божественную доброту. Чума не походила ни на какую другую болезнь, она не довольствовалась тем, чтобы сокрушить нашу плоть, ей нужно было забрать наши души.
Я вспоминал святые слова, которые услышал Иов и которые Господь подсказывает сердцу, сомневающемуся в нем. Без Бога ты обратишься в трясину и будешь молить о смерти. В Каффе пахло глубинами ада, Тартаром, и бродили тени людей, которым суждено было обратиться в трясину.
– Ну что? – спросил офицер.
– Они насылают на нас чуму.
Сопровождавший нас солдат отшатнулся, прижал к лицу платок и побежал к крепостной стене. Офицер нагнал его на первых ступенях лестницы. И четко отдал приказ:
– Людям ничего не говори, отправь турок: пусть займутся мертвецами.
Два тела, крутясь в воздухе, подлетали к лазарету. Одно упало в нескольких метрах от него, сильно ударившись о землю, другое врезалось в балку и с грохотом куда‐то провалилось. Жители расспрашивали солдат. Никто не знал, что отвечать.
Мы все смотрели в небо, откуда сыпались мертвецы. Казалось, они прилетели издалека, из небесных сфер, где должны были парить ангелы, но теперь небеса обернулись адом.
– Что делать с телами? – спросил меня офицер.
Я не знал. В те годы никто не знал, что делать с зараженными телами. Кто‐то говорил, что их надо сжечь, другие уверяли, что дым от костров становится источником миазмов, а они разносят болезнь. Разве тогда кто‐нибудь в наших краях сталкивался с чумой?
К метательным машинам подъезжали по пустыне все новые крытые повозки. В траурной процессии брели лишь отощавшие верблюды – ни плакальщиц, ни священника. К прежним грудам добавлялись все новые трупы.
Чума охватила армию ордынцев месяцем ранее, и штурмы были остановлены.