– Что Вы сказали?

– Живо брось этот плод. Немедленно.

И тут раздался очень громкий и резкий звук, из-за которого я перестал что-либо понимать. В ушах стоял дикий звон, который мешал, услышать дальнейшие крики наставника. Резко теряя равновесие, я начал падать камнем вниз головой. Абсолютно всё вокруг меня начало размываться и терять свои очертания. Мои веки потяжелели, и я постепенно начал закрывать глаза, пока мои очи не накрыла тьма…

Я вновь погрузился в этот сон…

***

Огоньки плавно резвились по всей деревне, кружась в медленном танце, а затем один из огоньков, увеличиваясь, воспылал ярче всех. Глядя на эти огоньки, я так радовался, думая, что к нам в деревню пришли феи из маминых рассказов, но мама почему-то была не в восторге.

Держа меня за руку, мама слегка усилила свою хватку, а затем, нервно цокнув, сказала:

– Вот ж гады, чтоб им пусто было!

Я всё гадал, почему мама вдруг ни с того ни с сего, переменилась во взгляде и начала ругаться. Сколько себя помню, она всегда была очень спокойной и доброй, однако сейчас мама выглядела весьма разгневанной и, более того, очень сердитой, так что я не решился спросить у неё, в чём всё-таки дело.

До деревни было уже рукой подать, но мы слегка замедлили движение, начиная подкрадываться. Тихо и бесшумно приблизившись к нашему дому, мы узрели безумие, что творилось в деревне. И тут-то я понял, что все эти огоньки были отнюдь не феями – это были факелы на руках у разбойников, а самый яркий из огоньков был загоревшимся домом.

Согнав всех местных жителей в центр деревни, разбойники глумились над бедными крестьянами, которым нечем было защититься. Сами же разбойники с ног до головы были экипированы в крепкие кожаные доспехи и у каждого в руках было по железному или стальному мечу.

Разбойники таскали женщин за волосы и прилюдно порочили их на глазах у всей деревни, а тех, кто пытался заступиться за них, тут же жестоко убивали, рассекая им плоть сверкающим лезвием меча. Но некоторые всё же воздерживались от убийств, однако участь тех бедолаг, оставшихся в живых, была не лучше быстрой смерти. Их жестоко избивали и калечили забавы ради. Казалось, им это даже нравилось, они учиняли такое зверство и ликовали. Их бранные словечки разрывали ночную тишину, проносясь по всей округе.

– Нелюди! – буквально шёпотом, с презрением высказалась мама.

Хоть она и пыталась казаться сильной рядом со мной, но её дрожащая, как осиновый лист, рука буквально передавала мне чувство её страха перед ними.

Пока разбойники глумились и потешались над бедными людьми, мы незаметно проскользнули в наш дом. Зайдя внутрь, мы тут же обнаружили, что вся наша мебель и вещи перевернуты вверх тормашками.

– Кто-то явно здесь что-то выискивал, – прошептала мама, начиная копаться в разбросанных вещах.

Она рьяно и упорно что-то искала среди всей этой горы разбросанных вещей, а я тем временем начал поглядывать на улицу через небольшую щель в двери, следя за разбойниками.

Я смотрел на всё это зверство, но у меня не дрогнул и нерв. То ли присутствие матери придавало мне спокойствия, а то ли из-за того, что я уже, будучи ребёнком, был таким чёрствым. Я и сам не понимал почему, но я вовсе не боялся. «Со мной что-то не так?», – подумал я продолжая следить за происходящим.

И тут один из разбойников, который сильно отличался от других своим внешним видом и крутым нравом, начал орать на старосту нашей деревни, недовольно пиная мешки с пшеницей.

– Эй старик, ну что за дела? Неужели это весь ваш урожай? Вы что, не готовитесь к зиме? А?!

– Ну-у так… еще с десяток дней… до… начала сбора урожая, – трясясь от страха, кое-как выговорил избитый до посинения пожилой человек.